Явь, Навь и Правь на службе колдуна - стр. 1
Сказка
Жил во граде белокаменном Чудодаре царь храбрый, великий и дюже необычный, в народе Благословенным прозванный. Яромир имя его. Чудесен же он был тем, что много веков уже народом правил. Пятьдесят лет властвовал, до седин снежных доживал, а потом ложился ночью на кровать свою царскую, а поутру уже добрым молодцем просыпался.
Дивились люди такому чуду, разное говаривали, да вот только никто истинную причину не знал. А крылась она в мрачном лесе – Лесе Сумрачном, что черной грядой раскинулся за стенами Чудомира. Давным-давно, люди уже и не помнили, когда именно, не могли они войти в чащу непроходимую. Не пускали их туда дубы-великаны, голоса страшные да Ветер живой. Это земли колдуна Висира были. Ему служили три сестры Вечности – Явь, Навь и Правь. Всемогущ колдун был и неприветлив. Но пришел к нему Яромир, дабы открыть людям богатый край даров лесных, что кормить мог круглый год. Сумел Висира царь убедить, договориться да еще и яблоки молодильные забрал из волшебной чащи. Да вот только нельзя было этого делать. Нарушил Яромир закон главный – всё, что за частоколом растет, то там и остаться должно.
Минули века, как людям позволили войти в Сумрачный Лес. Много воды утекло; много жизней пришло и ушло; многое в мире сломалось и починилось. Да и сам мир другой стал. Темнее, мрачнее. Открыл Яромир «дверь» в Лес заколдованный. Но не только человек входил в него. Жители Сумрачных земель тоже отныне свободно выходили из дома своего. Обманом навьи духи расползлись по миру. К местам своим они привязаны были, и не могли уйти сами. Только люди вывести могли их из темных пещер, топких болот и мертвых деревьев. На спине своей человек приносил в деревни вредную нечисть, в карманах глубоких, в сердце своем да ушах, польстившихся речами сладкими.
Не знал народ, что виной всему царь их Благословенный. Любили его, почитали, болтали, конечно, разное, но иной головы не желали. Яромир же ничего не отрицал, но и не подтверждал. Даже супружнице молодой неизвестно было, почему муж ее из седовласого старца вдруг добрым молодцем за одну ночь обратился. За всю долгую жизнь Яромира пятой женой она ему приходилась. А вот детей поменьше бог дал царю – троих. И все сыновья.
Старшего, тридцати лет отроду, звали Святослав. Среднего, пятнадцатилетнего сына – Добрыней величали. А младшего, которому минуло лишь девять лет – Иваном нарекли.
Серьезный старший сын был, наследник трона царского, особняком всегда держался и в глупости братьев своих не ввязывался. Средний Добрыня учился славно, много знал да многое видел, но по течению плыл. Как в народе говорили, ни рыба, ни мясо царевич средний был. А вот младший – Иван вечно ввязывался в неприятности и на месте усидеть не мог.
– Ох, Ванька, ох и бедовый ты! Ну чего тебя к этому барану понесло? – ворчливо приговаривала грузная Марфа – главная кухарка царских палат – прикладывавшая вымоченную в вытяжке тряпку к шишке с рубцом на голове младшего царевича.
Иван сморщился весь, на изюм кислый став похожим. Щипало рану от снадобья кухарского, но мужественно терпел сын царский.
– Так яйцо золотое хотел получить.
– Яйцо? От барана-то? – даже компресс Марфа убрала, вот как удивилась, глазами огромными на мальчишку воззрившись. – Кто ж яйца у баранов получает? Золотые к тому же. Только ты, Ванька, наверное.
– Так Добрыня сказал! – обиженно шмыгнул Иван, понурив плечи.
– И что он тебе сказал? Добрыня твой?
– Сказал, что вранье всё про Курочку Рябу. Что не несут курицы никаких золотых яиц. Обычные только. А вот если яйцо под барана криворогого подложить, то на следующий день обычное яйцо в златое превратиться. Я и подложил… точнее, попытался под Борьку засунуть. А он – дурак такой, как вскочил, как погнался за мной да бодать начал. Еще и яйцо растоптал.
Залилась Марфа смехом звонким сразу.
– О-ой, Ванька, – смахнув слезу, протянула она. – Не Борька дурак, а ты. Ни куры, ни бараны, ни другая скотина в золото ничего не превращают. А будешь Добрыню слушать, до беды в следующий раз достукаешься. Доиграешься, Иван, батюшка твой прознает про твои шалости, закроет в комнате учебной. До самых усов там сидеть будешь.