Ясный новый мир - стр. 20

А время шло, и Бориса Викторовича торопили сразу с двух сторон. С одной стороны его понукали встревоженные французы, обнаружившие на фронте почти готовую к наступлению германскую группу армий «Принц Леопольд». С другой стороны, избранный в марте Верховный Совет Советской России на своем заседании уже принял новую Конституцию, и теперь уже тридцатого июня, в воскресенье, эта новая конституция выносилась на всенародный плебисцит, ответ которого с вероятностью девяносто процентов будет положительным.

Савинков понимал, что если Сталин и компания сумеют завершить легитимацию своего режима, то тогда даже частный успех в столице не гарантирует ему успешной роли «Спасителя Отечества» и «Демократического Диктатора». Для того, чтобы к центру города подошли матросы из Кронштадта и Красная Гвардия с окраин, потребуется не более двух-трех часов – и тогда восстание, ударный костяк которого составляли лишь несколько сотен офицеров-фронтовиков, будет утоплено в крови. Поэтому выступить следовало раньше тридцатого числа, и вместе с членами большевистского правительства при начале восстания также было необходимо поголовно уничтожить депутатов этого самого Верховного Совета, а также окопавшееся в Гатчине семейство Романовых – да так, чтобы свалить это деяние на большевиков. На этом особо настаивали французы – очевидно, у них на этот счет был какой-то свой, особенный резон.

Помимо Дмитрия Мережковского, Зинаиды Гиппиус и проживающего у них Дмитрия Философова, а также самого Бориса Савинкова, с которого восторженная Гиппиус была готова сдувать пылинки, на квартире постоянно находились секретарь и любовница Савинкова Любовь Дикгоф (Эмма Сторэ), ее муж барон Александр Дикгоф, готовившийся стать при будущем «Демократическом Диктаторе» кем-то вроде министра иностранных дел. Еще там постоянно присутствовали начальник штаба будущего восстания полковник Александр Перхуров, казначей организации Флегонт Клепиков, а также два полковника-латыша, один из которых, Карл Гоппер, занимался в савинковской организации кадрами, а второй, Фридрих Бреедис, отвечал за разведку и контрразведку. Короче, квартира была переполнена, и только то, что Мережковский и Гиппиус регулярно принимали в своей квартире множество самых разных людей, спасало от провала Савинкова и его приближенных.

Но это впечатление было обманчивым – наблюдение за «нехорошей» квартирой велось настолько плотно, насколько это вообще было возможно в начале ХХ века, с частичным использованием средств века ХXI-го. И хоть пока ничего не предвещало для заговорщиков беды, но их уже измерили, взвесили и признали годными для того, чтобы брать. Поэтому люди, которым предстояло принять участие в этом торжественном финале, уже подтягивались к дому № 83 по Сергиевской улице через проходные дворы (которых было много в этом районе Петрограда), чтобы раньше времени не спугнуть издерганного нехорошими предчувствиями Савинкова. Вроде все было готово к перевороту, но сил было явно недостаточно, а находившиеся в его распоряжении около восьмисот уволившихся из армии после Рижского мира офицеров были разрознены, плохо вооружены, и обладали крайне низким боевым духом.