Ящер - стр. 59
Мы сидели в студии Августа в окружении проводов и радиоаппаратуры. Ганс меланхолично жевал мятную резинку, параллельно тискал в пальцах пружинный эспандер. Я прихлебывал из стальной фляжки любимый коньячок и хмуро поглядывал на растерянное лицо нашего «Кулибина». Обычно, преподнося очередной сюрприз, этот парень сиял, как начищенный самовар. Сегодня он был мрачен.
– Так, может, никто в машину к ним не подсаживался? – предположил я. – Загнали ее в какой-нибудь закуток. Поэль хлопнул дверцей, а потом включил магнитофон.
– Тоже не исключено, – вздохнул Август, – но есть один момент. Вы, должно быть, не обратили внимание. В паузах между фразами этот посторонний дышит.
– Я заметил! – встрепенулся Ганс. – Еще хотел сказать, что это, наверное, какой-то астматик.
Август перекрутил кассету назад, найдя метку, включил пленку на воспроизведение.
– ..бузит мальчик… – Проскрипел из колонок мой голос. – Альфонсов к тебе подсылает, на друзей давит. Бузит – значит, боится. Совесть, выходит, мучит человека.
– Какая у него, к дьяволу, совесть! – это говорил уже Поэль. – У него в груди моток колючей проволоки!
– У всех, дорогуша, имеется совесть. Даже у тех, кто о ней не подозревает. Уж поверь моему опыту. Бывало, таких матерых ребяток на кресте распинали, что и колесовать было мало, но и тогда видели: есть совестишка. Крохотная, как червячок, но есть…
– Вот тут, босс! – Август прибавил громкости. В колонках зашуршало, а потом донесся взрыкивающий всхлип. Я поневоле содрогнулся. Ганс, прекратив жеваться, ошарашенно уставился на меня. Август молчал, позволяя нам проникнуться неприятным моментом. А проникнуться было чем. Никогда и ничего подобного мы не слышали. Вздох запросто мог принадлежать слону или носорогу. Или, как если бы взрослый, вынужденный долго щебетать детским голоском, измученно прокряхтел, выдавая истинные фонемы. Только здесь было нечто куда более «взрослое». Вздох действительно напоминал изо всех сил сдерживаемый рык.
– Какая-нибудь помеха? – неуверенно предположил Ганс.
– Что-то не встречал я раньше таких помех.
– Но если запись магнитофонная, – сдавленно произнес я. – То возможно, это какое-нибудь замедление?
Август понял меня в момент, но посмурнел еще больше.
– Я тоже об этом подумал. Для эксперимента даже записал собственные дыхание и кашель, а после пустил на скорости вдвое меньшей. Ничего похожего! Но совсем скверно вышло, когда я попытался воспроизвести обратную операцию. Этот самый фрагмент я переписал на отдельную пленку и попробовал ускорить.
– И что?
– Ничего. Я хочу сказать, что ничего не переписалось. Голос Поэля копируется, а ваш, то есть, значит, этого постороннего – нет.