Ярость и рассвет - стр. 38
Халиф откинулся назад, опираясь на локти. Взгляд его потеплел.
– Заслышав слова собеседника, Агиб замер. Несомненно, речь шла о той самой чаше, что лежала сейчас в его мешке. Изобразив недоумение, бывший вор спросил эмира, почему тот решил отправиться в такой опасный путь в столь преклонном возрасте. С грустью пожилой мужчина признался, что лишь одна-единственная причина могла побудить его покинуть родные берега в поисках черной горы и спрятанной в ней чаши. Несколько недель назад у него похитили нечто очень важное: кольцо, принадлежавшее умершей жене. Эта вещь оставалась единственным напоминанием о любимой, оттого ценилась превыше всего. На улицах Багдада умелый вор стащил украшение прямо с руки эмира и растворился в толпе, словно тень. С того самого дня призрак умершей жены стал преследовать мужа по ночам. Необходимо было вернуть кольцо любой ценой. Для этого и требовалась чаша. Волшебная вещь помогла бы вернуть памятное украшение, умилостивив дух покойной и восстановив добрую память об их любви.
– Значит, эмир хотел спросить всеведущего джинна об обычной безделушке, простом символе любви? – прервал повествование халиф.
– Обычной безделушке? Любовь – величайшая из движущих сил, мой повелитель. Ради нее люди совершают невообразимое… и часто достигают невозможного. На вашем месте я бы не посмела насмехаться над подобной мощью.
– Я не насмехаюсь над силой любви, – поймав взгляд Шахразады, сказал халиф. – Лишь сокрушаюсь о том, какую роль она сыграла в этой сказке.
– Неужели моего господина опечалила важность любви для эмира?
– Скорее меня раздражает важность этого чувства для любого человека, – после некоторой заминки отозвался халиф.
– Вполне объяснимо, – на губах Шахразады появилась грустная улыбка. – Хоть и немного предсказуемо.
– И снова ты полагаешь, что многое поняла обо мне за один день и две ночи, моя госпожа, – склонив голову, произнес халиф.
Шахразада отвела глаза и рассеянно принялась теребить уголок подушки, ощутив, что к щекам прилила краска.
«Моя госпожа?»
В наступившем неловком молчании стало слышно, как пошевелился халиф, которому явно стало не по себе.
– Вы правы, – пробормотала Шахразада, – мне не следовало этого говорить.
Собеседник глубоко вдохнул. В покоях воцарилась неловкая тишина.
– А мне не следовало тебя прерывать. Приношу свои извинения, – прошептал он. Услышав эти слова, Шахразада изо всех сил сжала бордовую бахрому подушки. – Прошу, продолжай.
Девушка подняла глаза на халифа, кивнула и вернулась к сказке.
– Агиб слушал историю с нараставшим смущением. Было очевидно, что это он совершил кражу, а от кольца, о котором велась речь, избавился во время бегства от стражи эмира. Отдать волшебную чашу мореход не намеревался. Как и задавать последний, самый важный, вопрос, не обдумав его как следует. Если же эмир проведает, что цель его путешествия находится у Агиба, то, скорее всего, убьет его, чтобы заполучить предмет. Еще более вероятной казалась угроза того, что кто-то узнает в спасенном мореходе вора, ответственного за злоключения владельца судна. Агиб все же решил остаться рядом с эмиром до конца путешествия, используя любые доступные способы для сокрытия личности.