«Ярость богов» - стр. 38
– Только давай не пойдем в исповедальню, сын мой, – попросил старик. – Может, оно и грех, но я все равно тебя не вижу… Солнышко сегодня такое теплое, что даже мои старые кости согрелись. Расскажи мне… не все, но то, что пугает тебя и не дает покоя.
И Тавернье рассказал старику о камне. Вынул из кармана шелковый лоскут, развернул и вложил рубин в руки слепого старца, смутно понадеявшись, что тот заберет его, и тогда он, Тавернье, станет свободным. Но старец разжал ладони, и камень покатился на траву.
– Я не могу помочь тебе, сын мой, – печально сказал старик. – Если сможешь, избавься от него. Выброси в море, да поглубже. Хотя такие вещи всегда возвращаются. И все же если мир отдохнет от него хоть несколько сотен лет, и то будет благо.
– Дух мой слаб, отец, – прошептал Тавернье.
– О нет, не наговаривай на себя. И вот что… ты ведь ювелир?
– Да.
– Значит, глаз твой точен и память хорошая. Видел ли ты розу на нашей церкви?
– Да, и она прекрасна!
– Это божественная красота, а она всегда помогает одолеть тьму, которая порой норовит смутить даже самые сильные души. Иди и взгляни на розу еще раз. И потом, в минуты слабости, вспоминай ее и скользи мыслью по ее каменному узору. Ибо это молитва, сотворенная в камне ради света.
Старик ушел, прихрамывая и тяжко опираясь на кривой посох. Тавернье посидел еще на солнышке, глядя в подернутую дымкой даль, потом собрал немного земли, по которой прошел старик. Позже он смешал ее с клейким составом и обмазал камень, чтобы спрятать его блеск. Положил его в кожаный мешочек, на котором монахиня– кармелитка вышила слова молитвы и знак святого креста. И этот мешочек он всегда носил на шее, никому не рассказывая о том, что внутри.
Мири сняла обруч с лупой и зажмурилась. Потом просто посидела несколько минут с закрытыми глазами. Нужно какое-то время, чтобы все пришло в норму. Она протянула руку и коснулась лежащих перед ней сапфиров – тех трех, что еще не убрала в пронумерованные пакетики. С ними не хотелось расставаться.
– Вы закончили?
Стеклянные двери за спиной разъехались, и на пороге возник заказчик: эффектный мужчина лет пятидесяти, он двигался стремительно, а за ним в хвосте вились присные, то бишь, подчиненные. Мири нередко работала с Павлом Генриховичем, хозяином крупной ювелирной компании, и сотрудничество это было весьма выгодным в материальном плане, однако всякий раз девушка пребывала в напряжении. Каждый раз Павел Генрихович словно сомневался в ней, хмурился, и она была уверена, что несколько раз он перепроверял ее заключения. Вот и теперь, недовольно оттопырив полную нижнюю губу, ювелир смотрел, как она убирает камни в пакетики и подписывает отпечатанные бланки экспертизы. Его заместитель, Семен Исаевич, круглый дядька с блестящей лысиной в обрамлении одуванчикового пуха волос, подмигнул девушке. Мира бледно улыбнулась в ответ. Больше всего ей хотелось на воздух, на живой солнечный свет. Спина и шея болели от долгого сиденья, жгло глаза, надо бы закапать лекарство, но не здесь и не сейчас.