Ярослав Мудрый и Княгиня Ингегерда - стр. 19
Но Сивоок забыл о своем невольном страхе, и о своей несвободе, и о зловещем скрипе ворот, и о необычности двора, забыл, увидев, как полетело им навстречу что-то совершенно невиданное, как рассыпало звонкий смех, запрыгало, захлопало в ладошки, закричало:
– Тятя, тятя!
Бежало прямо к Ситнику, нацеливалось в его раскрытые объятия тоненькое, длинноногое, в белой льняной рубашечке, с длинными, ослепительно сверкающими волосами, с глазами большими и такими голубыми, что сам дед Родим не подобрал бы под них краску.
– Видишь, приехал твой отец, доченька, – с неожиданной для него мягкостью заворковал Ситник, от удовольствия истекая потом и обнимая удивительное создание, впервые увиденное Сивооком, – да еще и привез тебе. Вот погляди.
Он дернул Сивоока, и тот не стал упираться, послушно вышел наперед и очутился лицом к лицу с этим чудом. И так они смотрели друг на друга, а Ситник самодовольно улыбался, а потом, крикнув что-то на своего несчастного забитого Тюху, побрел к одному из строений, оставив детей посреди двора.
– Ты кто? – хриплым голосом спросил Сивоок, первым придя в себя по праву старшего (он был на целую голову выше девочки).
– Величка, – прозвенело в ответ. – А ты?
Он немного подумал, прилично ли так вот сразу открываться перед этой Величкой, но не удержался и сказал:
– Сивоок.
– Почему так называешься? – полюбопытствовала Величка.
– Не знаю. А ты почему?
– Потому что я девочка, а у девочки должно быть красивое имя.
– А что такое девочка? – спросил Сивоок.
– Как это что? Я… Разве ты не знал?
– Не знал.
– И никогда не видел девочку?
– Не видел.
– А кого же ты видел?
– Деда Родима. Да купцов. Да еще Ситника.
– Ситник – это мой отец.
– А мне все равно.
– Мой отец лучше всех на свете.
– Лучше всех – дед Родим.
Это заинтересовало девочку.
– А где он?
– Нет.
– Так почему же он самый лучший, если его нет?
– Был – его убили.
– Знаешь что? – сказала Величка, наверное, ничего не поняв из мрачной истории Сивоока. – Хочешь, я покажу тебе мак?
– А зачем он мне? – небрежно промолвил Сивоок, хотя ни сном ни духом не ведал, что это такое.
– Отец варит с ним меды, – объяснила девочка, – самые крепкие и самые дорогие. А я люблю, как он цветет. Ты видел, как цветет мак?
– Я все видел, – отважно соврал Сивоок, с трудом удерживаясь от искушения протянуть руку и потрогать волосы Велички: настоящие они, живые или, возможно, сделанные из каких-нибудь заморских нитей, как у некоторых купцов вытканы корзна, сверкающие на солнце и даже в сумерках?
Мак оказался красным, и лепестки у него были тоже словно бы ненастоящие, словно вырезанные из нежной заморской ткани и прицепленные к зеленому стеблю.