Янтарный ангел - стр. 11
Евгений и сам не заметил, как сестра стянула с него ветровку и усадила за столом на кухне.
– Ты же не отстанешь, пока не расскажу?
Щелчок вскипевшего чайника прозвучал как выстрел. Евгений и Катя синхронно вздрогнули.
Девушка разлила кипяток по чашкам и бросила в каждую заварочный пакетик.
– Ну и как тебе история?
– Ты точно ничего не выдумал? – недоверчиво переспросила Катерина.
– Я думал, что ты веришь во всю эту чертовщину.
– Подожди минутку, – вместо ответа бросила она и вышла из кухни, вернувшись через минуту со стопкой распечаток. Выбрала несколько листов и протянула брату: – Вот, почитай.
– Прямо сейчас? Я, если честно, спешу. – Краснову не нравился фанатичный блеск в глазах сестры. – Может, в другой раз?
– Возьми с собой, дома изучишь, – настаивала она. – И если ты не копался в моих вещах, а я знаю, что ты этого не делал, то все более чем странно. Можно мне еще раз взглянуть на второе фото?
Молодой человек достал снимок и, прежде чем передать сестре, задержался на нем взглядом.
Внимание его привлекла надпись, которой он не заметил раньше. Похоже, кто-то окунул палец в красную краску и неровными печатными буквами вывел: «Ты не моя мама».
– Что означает надпись, я не знаю.
– Какая надпись? – переспросила Катерина, рассматривая изображение. – Здесь ничего нет.
– Ну вот же. – Евгений указал в то место, где секунду назад были буквы.
Надпись исчезла!
– Видимо, показалось. Заработался.
Катерина понимающе кивнула и вернула ему фотографию.
Елизавета Петровна
Она не любила яркого света, поэтому задергивала плотные шторы и часами просиживала в полумраке своей огромной пустой квартиры. Никому не нужная старуха. Кто-то считал, что она давно спятила, а некоторые и вовсе были уверены – умерла.
Иногда она сама начинала сомневаться в реальности собственного бытия.
Вдруг все, что происходило когда-то, просто дурной сон? Или у нее уже начался маразм? Если верить умным книжкам и телепередачам о здоровье, так в ее возрасте можно забыть и собственное имя. На восьмом десятке – пора. Вот только память ее еще пока не подводила. Она бы и рада забыть кое-что из своего прошлого, да вот не забывается.
Но если она все еще жива и относительно здорова, разве можно хоронить себя?
Нет. Елизавета Старостина еще покоптит грешное небо.
Не зря ей дан второй шанс.
– Елизавета Петровна, – белокурая девушка сняла манжету тонометра с ее руки, – в вашем возрасте вредно так волноваться. Давление зашкаливает.
– Во-первых, называй меня бабушка, я ведь просила. А во-вторых, в моем возрасте вредно абсолютно все и даже просто жить. Но поверь мне, дорогая, умирать очень не хочется.