Янмэйская охота. Том II - стр. 22
– Личные вещи ответчика, кроме одежды, изъяты при аресте.
– Если вас не затруднит – прошу, принесите их.
По приказу судьи Кантора пристав внес и поставил перед пророком шкатулку. Франциск-Илиан взял из нее стеклянный пузырек.
– Лорд Менсон, вы подтверждаете, что пили из этого пузырька в течение девятнадцати лет?
– Гм… да.
– Думаю, и многие придворные в зале смогут это подтвердить. А теперь, сударь Марк, я очень прошу вас: выпейте жидкость из пузырька и сообщите нам, как себя чувствуете.
– Гм, – сказал Менсон.
Южный король протянул руку, и Марку ничего не осталось, как взять пузырек. Он выдернул пробочку, понюхал, попробовал каплю языком. Сделал один осторожный глоток.
– Гм-гм, – сказал Менсон.
– Зелье возымеет действие примерно через пять минут, – объявил пророк. – Мы увидим, какие метаморфозы произойдут с уважаемым обвинителем и задумаемся, может ли сохранить ясный рассудок человек, потреблявший это зелье не раз, и не два, а много лет подряд, ежедневно.
– Гм-мммм! – замычал Менсон и яростно щипнул пророка за ягодицу.
Марк допил жидкость, развел руками и с картинным поклоном сообщил:
– Милорды и миледи, кристально чистая вода!
– Что?.. – выронил пророк.
Менсон закатил глаза, будто дивясь его глупости.
– Если я говорю тебе «гм», то это ж не просто так. Будто мне делать нечего, кроме гмыкать. Как прихожу в суд, так и гмыкаю без конца!.. Ну да, там вода. Ты б знал, если б меня спросил.
Зал огласился смехом. Южному королю стоило труда сохранить самообладание.
– Лорд Менсон, вы утверждаете, что не пьете эхиоту?
Судья Кантор строго вмешался:
– Процедура не предусматривает допроса обвиняемого своим же собственным советником. Однако вопрос представляется суду важным, потому суд задаст его от своего имени. Лорд Менсон Луиза, вы утверждаете, что не принимаете эхиоту?
– Неа. Надоела она мне.
– Как давно вы перестали принимать?
– Кто ж его знает… – Менсон потер затылок. – А, нет, вспомнил! Когда Телуриан помер – вот когда! Ульяна забрала этого надутого зануду, и я подумал: надо как-то отметить. Хороший же день, отпраздновать бы! Вылил к чертям всю эхиоту, а вместо нее налил в пузырьки воды. Никто и не заметил – как зануда помер, всем стало плевать.
– После этого вы не испытывали пагубной тяги к эхиоте?
– Испытывал, было дело. Первое время сильно елозило… Но ничего, я себе нашел средство. Как припечет – так вспомню брата-покойника. Если не хватает воспоминания – иду в галерею, смотрю его портрет при коронации: он там чуть не лопается от важности, забавный такой. А потом в другую галерею, гляжу другой портрет – посмеррртный. Лежит мой братик чин по чину, пуговки застегнуты, глазки закрыты… Тут-то меня смех разбирает. Говорю ему: «Видал: ты уже там, и жена-гадюка твоя там же, а я еще тут! Живу себе, здравствую, жру в три горла». Посмеюсь – и эхиоты больше не хочется. Со временем вовсе отвык.