Ягуар, или Тот, кто живёт один - стр. 8

Ослепляющее солнце сияло в глади воды, и отражаясь, казалось, освещало весь мир. Леса, окаймлявшие берега озера, нарядились в свои недолговечные костюмы, и всё вокруг струилось теплом и благоговейностью. На небе не было ни облачка, и только орёл парил в высоте, то зависая, то махая крыльями, описывал круги над озером. Безбрежная гладь воды веяла спокойствием, и лишь иногда лёгкий ветерок пускал рябь по кристально-прозрачной воде. Казалось, в такой день, что бы человек не затеял, у него обязательно получиться осуществить свои планы и мечты. Это умиротворение веяло ото всюду: леса дышали теплым осенним солнцем, вселяя в смотрящего на него лёгкость души и тела; птицы, плавающие по озеру в полнейшем спокойствии, говорили, что по близости нет ни малейшей опасности, и если кто-то бежит от врагов, то здесь самое место чтобы спрятаться. Мимитех стояла заворожённой, прильнув к прибрежному деревцу, мягко купающего свои ветви в хрустальной воде, не меньше получаса, а потом подсела к своему спутнику, который был поглощён сладкой дремотой, которая настигла его в этих спокойных и тихих краях, будто тут никогда и не было никаких войн и расправ, и никогда здесь не проливалась кровь ни одного живого существа. После долгожданного отдыха наступил час отправиться в путь, и через несколько часов молодые были уже в лагере французов. Они шли спокойно, и патрульный, что стоял метрах в 400 от лагеря, ни сделал ни каких действий, которые помешали бы ирокезке и французу пройти, а только поприветствовал молодого офицера и был слегка удивлён девушке, что составляла ему компанию. Они прошли через весь лагерь и заглянули в палатку к генералу, где вокруг стола столпились могикане и французские солдаты, а в углу сидел гурон, точивший своё оружие. Появление гостей отвлекло присутствующих там мужчин. –Милостивый Господь! Не успели мы обрадоваться возвращению гурона, как наш товарищ уже стоит перед нами! – воскликнул генерал Шароль, с глазами, полными удивления и надежды, а Науэль бросил в его сторону презрительный взгляд, а после, перевёл его на только что пришедшую пару, всё с таким же призрением. –Генерал, я несказанно рад вас видеть! Вот– ирокезская девушка, она послужит нам хорошую службу в осуществлении наших планов,– с тщеславием и самолюбием выразил Андре, схватив Мимитех за руку, и приложив усилие, швырнул её к ногам стоящих там солдат. Девушка, охваченная скорбной печалью и растерянностью, ничего не смогла ответить. Её глаза остекленели, а тело парализовала боль от раны, нанесённой в место, которое находится намного глубже, чем сердце. Индейцы, присутствующие там, издали одобрительно «Ууух», и генерал приказал одному увести девушку в отдельную палатку и поставить над ней надсмотрщика. Когда дело было сделано, Андре попросил у генерала аудиенции, и тот вежливо приказал могиканам и своим солдатам выйти. –Генерал, довожу до вашего сведения, что эта девушка – дочь вождя ирокезов, и я думаю, он на многое готов, чтобы его дитя вернулось невредимым в родные вигвамы. –Да юноша, я знал, что вы храбр и умён, но чтобы настолько! Даже я не додумался бы выкрасть дочь индейского вождя. Но это одно дело. Другое дело – как вам это удалось! – Девушка совсем юная, она не видела ещё мужской доброты и ласки, мне без труда удалось убедить её, что я питаю к ней искренние и нежные чувства. –Вы оболгали юную красавицу? Эх, Андре… Ну, Господь простит тебе этот грех, ведь он во благо не одного тебя, а всей нашей нации. –Хоть я и оболгал девушку, в том что люблю её, всё же в ней определённо есть что-то великодушное и прекрасное, что влечёт к ней мужчин, хоть она и говорит, что среди мужчин её племени не нашлось человека, который смог бы признаться ей в чувствах. Выйдя из тёмного угла Науэль встал за спиной Арно. –Даже грязный минг не сделал бы так, ты хуже минга. Ты больше похож на делавара, который надел юбку, что бы отвести от себя глаза врагов, когда вот-вот наступит час роковой битвы. Андре вздрогнул от неожиданности, и обернувшись, с отвращением посмотрел на гурона. –Генерал приказал выйти всем, ты что, душевнобольной, или глухой? Какое право ты имеешь подслушивать разговор двух вышестоящих тебя чинов? Ты находишься в обществе генерала-полковника и одного из капитанов нашего войска, будь добр, индеец, избавь нас от страдания наблюдать твою дикую физиономию. – Вождь бледнолицых сказал могиканам и французам. Ягуар – гурон. Ягуар не могиканин. И тем более не француз. –Юноша, не горячитесь, оставьте в покое нашего товарища. Будьте уверены капитан, он еще сыграет свою роль в этой битве. Науэль с безразличием, приправленным долькой отвращения и ненависти, посмотрел на Андре и безмолвно покинул палатку, оставив офицеров одних. Генерал захотел разузнать подробности спасения, а так же расспросить солдата о положении ирокезов, насколько велик их отряд, вооружение и так далее. Науэль, выйдя из палатки, направился к месту, где сидела Мимитех, окружённая и индейцами, и бледнолицыми. Последние то и дело подшучивали над девушкой, в то время как могикане выражали презрение и недовольство тем, что девушка предала своё племя ради глупого и трусливого бледнолицего. Но Луна держалась достойно, и с невозмутимым видом выслушивала всё, что лилось из уст окружавших её солдат. – Только глупые мужчины могут смеяться над девушкой, или презирать её, за то что она имеет мужественное и кроткое сердце, которое изменило ей самой, – выразился Науэль, и жестом показал, что хочет, чтобы все покинули пленницу. С неодобрительными взглядами и возгласами солдаты встали и, удалившись, вернулись к своим привычным делам. – Я предупреждал ирокезку. Она слишком добра. Она погибнет от своего добра,-сказал Науэль и подсел к Мимитех. Воцарилось молчание. Невозможно передать словами, что чувствовала в это время девушка, обманутая и оскорблённая. Из палатки генерала вышел Андре. – Тебя ждут в палатке генерала, краснокожий. –Гурон подчиняется своему разуму, а не разуму глупого бледнолицего шакала. Девушка нужна живой. Слова шакала могут убить её. –Да, гурон, видно ты не глухой, а в действительности тугоумный. Тебя ждёт генерал Шароль, и не в твоих интересах заставлять его ждать, гурон. – Не слушай щебетанье соловья, когда идёшь по дну озера. Чем больше веришь, что он там есть, тем ближе смерть. Чем слаще он щебечет, тем скорее приходит твой закат,– обратился Ягуар к ирокезке, на языке, который понимали из присутствующих только они двое. Мимитех проводила его взглядом до палатки, взглядом, полным непонимания и нерешительности, и когда он скрылся внутри, её глаза снова потухли. Слова Науэля пробудили в ней новые силы. Она ясно поняла, что гурон предостерегал её, и что она должна сохранить здравый рассудок, когда Андре будет выражаться. –Ты верно немного обескуражена. Но пойми, поле боя– не место ни для любви, ни для каких-либо чувств вообще. Мы должны сохранять хладнокровие и разумность, и применять хитрости, когда обдумываем планы нападения или отхода. Я не мог допустить, что бы ирокезы убили меня, а ты была такой доверчивой. Право прости меня, что я не считаю тебя человеком, -он говорил эти слова с надменной насмешливой улыбкой, и пытался ещё больше разрушить разбитое сердце мечтательной девушки,– да что там человеком,-продолжал он,– я не вижу в тебе даже девушки, которую можно было бы полюбить. Я не скрою, ты хороша собой, и у тебя достаточно миловидное личико, но для белого офицера ты не представляешь никакого личного интереса. Молчи, молчи индейская скво, и запоминай мой голос, потому что возможно, это последний голос что ты слышишь в этой жизни. Он еще немного посмеялся и убрался прочь. Девушка сидела всё с такими же стеклянными глазами, полных отчаяния, но ни одна мышца её лица, ни один мускул, что только были в её теле, не дрогнул. Она сидела, полная невозмутимого спокойствия с виду, а внутри горел огонь, который пробирался всё выше и выше, её грудь так горела, что вот-вот девушка могла разразится страшным, полным боли и страдания, криком, но она по прежнему смотрела куда-то в даль, на подступавшие сумерки, и не выдавала состояния своей души. Науэль вошел в палатку Шароля в полной уверенности, не чувствуя власти над ним. –Бледнолицый сказал, вам нужен гурон. –Да, да, юноша, проходите, присаживайтесь сюда,-указал Шароль на мягкие подушки, лежавшие в углу палатки. –Вы индеец, и вы достаточно здраво мыслите. Мои друзья могикане посоветовали мне, как можно применить девчонку, и для завершения нашего плана мне нужно 3-4 храбреца, которые смогут прийти в деревню ирокезов и выложить им наши предложения. Вы согласны, вместе с двумя могиканами и одним нашим французским офицером, выполнить это поручение? Я в праве приказывать вам, но я знаю, что имею дело с человеком достойным. Вы отлично знаете эти края, и сможете сохранить послание и передать его вождю ирокезов. –Ягуар – не собака, он – гурон. Женщиной пользоваться – чести нет. Ирокезы не тронут могикан, если те пойдут с деловым предложением, у них свои законы – у вас свои. –То есть вы отказываетесь. Ну что ж, ладно. Будем надеяться, что будет всё так, как вы говорите. –Что ждёт ирокезку? Она нужна живой. – Ты берёшь на себя слишком много, гурон, и мы не обязаны отчитываться в своих действиях перед краснокожим,-вмешался Андре Арно, – Но будь уверен, нам будет над чем позабавиться. У этой скво прекрасные волосы, -рассмеялся Андре своим надменным и лицемерным смехом. К этому времени Отэктэй со своим небольшим отрядом, вернулся в свою деревню. Вождь встретил их, и по его лицу было заметно, что последние несколько часов он переживал страшную боль, что отразилась на его лице, хотя он и старался не выдавать своего волнения. Отэктэй начал разговор. –Стихия смела все следы с нашего пути. Мы ослеплены печалью, и не можем заметить знаков, что посылает нам Великий Маниту. –Что нам делать, вождь? Объявим войну, вождь? – с нескрываемой растерянностью и грустью поинтересовался Энэпей. –Отец? –Мы будем ждать. Маниту сохранит свою дочь, да, Маниту сохранит её. Пришедшие воины в недоумении проводили взглядом растерянного вождя, и прошли в глубь становища, где женщины готовили тёплый очаг и желанный ужин. В это время во французском лагере могикане и белые люди снова совещались по поводу дальнейшей судьбы пленённой девушки. Одни высказывали свое желание просто убить девчонку, другие – сначала придать пыткам и выудить из неё информацию касательно лагеря ирокезов, и позже убить, ну а белые, в большинстве своём, признали, что судьба её решена, и как бы того не хотели индейцы, с ней поступят так, как приказал генерал. Приближавшаяся ночь накрыла всех обитателей лагеря утомлением, и многие уже готовились ко сну в своих палатках. Мимитех сидела у разведённого Науэлем небольшого костра, в отдалении от поселенцев. Она пыталась всячески скрыть свою боль и разочарование. – Как бы гурон не воевал, в его сердце живёт надежда на мир, – произнёс подсевший к девушке Ягуар, – Подобно орлу, что летает в облаках, но мечтает ходить по земле. Но есть гуроны, которые любят войну и ничего кроме неё не видели, подобно орлу, парящему высоко над горами, и не признающего землю, думая, что до неё не возможно долететь. Ирокезка борется, но ей может не хватить сил. – Ирокезку не беспокоит бледнолицый шакал, её беспокоит сердце, что позволило обмануть себя, и здравый смысл, что не разглядел обмана. Она не боится пыток белых людей, она боится, что больше не вернётся к отцу и брату. Она знала, что влечёт за собой её отчаянный шаг, но она ослепла от белого лица, что истончает слепящий свет. Слишком белое, что бы что-то чувствовать, будто кровь покинула это несчастное жалкое тело и только злость и ненависть заставляет двигать его язык, руки и ноги. –Ни могикане, ни бледнолицые не будут тебя пытать. Но всё зависит от твоего отца. –Если так, то мне неизбежно грядут пытки, хотя существует ли большая пытка, чем стать предателем своего народа, и потерять честь в глазах отца, подобно тому, как если бы птенец улетел в другое гнездо, только лишь от того, что туда приносят пищу больше и вкуснее. Но даже птаха бы не сделала того, что сделала я, гурон. Хотя воюя бок о бок с могиканами, ты не делаешь чести, как если бы волк дрался за шакалов. – Гурон не волк, но и не шакал. Он Ягуар, и делает то, что требует его сердце и честь – он бьётся за всех ягуаров, хоть их с ним и нет, и он не подчиняется шакалам, а лишь пользуется их оружием и положением. Они лишь идут по одной тропе, но каждый со своей целью. –Ирокез бы никогда не позволил себе встать на одну тропу с могиканами или гуронами. –Да, если ирокеза кто-то ждёт в его вигваме. Удивительно, но только Науэль из всего отряда, состоящего из индейцев и белых, из всех 200 с небольшим человек, говорил с Мимитех так, будто они вовсе не враги, а он не собирался никого убивать, а просто шёл мимо лагеря, и решил заглянуть, а заодно и поговорить с одинокой девушкой. Он знал, что она такой же враг, как и каждый ирокез, но что-то сдерживало его, хотя когда он узнал, что она дождь вождя Аскуна, его одолевало желание убить девушку, без всяких расспросов и церемоний, и отнести её скальп гуронам, но всё же, созревший в его голове план, о котором мы расскажем чуть позже, перебил жажду вражеской крови. Но план его был жесток, а девушка была храброй и милой, что смягчало сердце молодого воина, когда он разговаривал с ней, и на мгновение ему показалось, что его план слишком бессердечный и невежественный, хотя и не предрекал опасности для жизни девушки. Но теперь, когда девушка оказалась в таком положении, что у себя в племени она станет предателем, и её скорее убью там, нежели будут спасать, исход его дела мог оказаться не таким торжественным и драматичным, как он это предрекал. Науэль стал продумывать все детали, и учёл то, что минги ещё не знают о проступке дочери вождя, если только она сама не заводила с кем-то разговор, и если кто-то ещё из племени не помог ей в этом деле. Науэль удалился в свою палатку, и девушка осталась в одиночестве, наедине со своими мыслями. Она думала о том, как правильнее будет принять смерть – от белых или могикан, или вернуться в родное поселение, где она станет приманкой для изголодавшихся воронов. Девушку не пугало предстоящее будущее в лагере французов, хотя и гурон известил её, что жизни её ничего не угрожает. И всё же ей казалось, что она должна принять с достоинством уготованную ей учесть в родных местах, чем быть поверженной от рук бледнолицых. Под ласковым светом угасающего костра девушка погрузилась в сон, когда луна уже ярко освещала всё, что было в её владениях, и весь лагерь сонно дышал из своих палаток. Она проснулась когда солнце только начало показываться из-за горизонта, в то время как весь лагерь, кроме одного человек, ещё отдыхал. Под нежными рассветными лучами Науэль бродил вокруг лагеря, с ружьём, даденым ему генералом Шаролем. Он держал его на плече и, если бы рассвет не освещал лес так сильно, можно было бы подумать, что человек, бродящий взад и вперёд, никто иной как часовой. До для Науэля не было надобности следить за границами лагеря, это не входило в его обязанности, он лишь высматривал, кого можно было бы подстрелить, ведь охотой он занимался чаще и больше, чем любым другим делом. Вскоре он скрылся из поле зрения, а Мимитех, так и не заметившая его, была обеспокоена услышанным вдалеке выстрелом, через некоторое время после того, как Науэль погнался за добычей. Неся на правом плече ружьё, а в левой руке подбитую утку, он приблизился к лагерю, и пройдя мимо смотревшей на него с небольшим удивлением Мимитех, скрылся в своей палатке. Через недолгое время из неё повалил лёгкий дымок, а еще через час-полтора гурон вышел с миской еды, искусно приготовленной самолично им, и приблизился к пленнице. –Славная пища, что бы ободрить тело, в котором заточён терзающийся дух. Я развяжу тебе руки, ирокезская девушка. Тебе не за чем бежать, скоро ты окажешься дома. Глаза луны загорелись, и она с нетерпением, несвойственным индейской скво, да и индейцам вообще, стала расспрашивать Ягуара. –Ты что-то знаешь, гурон? Ты видел, быть может, моего брата в лесах, когда гнался за этой уткой. –Я гнался за уткой, так же как видел кого-либо из ирокезов. Утка спокойна плавала, и моя пуля достигла её тела быстро, не дав ей даже возможности побарахтаться. Я не гнался за ней. Пуля гналась, когда ружьё спокойно лежало в моих руках, а ноги твёрдо и недвижимо стояли на земле. –Новой Луне никогда не взойти, она навсегда останется пятном на небе, потому что останется в лагере шакалов навечно, и даже кости её будут лежать не в родной деревне. –Стало быть, Мимитех нарекла тебя мать, -произнёс Науэль, попутно развязывая путы на руках девушки, – я помню её, и видел однажды, как Маниту говорил её губами, когда была пора большой воды и долины гуронов были наполнены жидкостью. Когда племени приходилось кочевать с места на место, не успев построить старые вигвамы, им приходилось строить новые. Но прошлое утекло так же, как та вода, что залила наши селения. А будущее еще не предопределено. Пусть Дневная Певчая – не говорит того, чего не знает. –Никто не имеет права называть меня иначе, чем назвала меня мать. Но мне нравится это имя, гурон, ирокезы бы звали меня на свой манер -Мэтэйнэй. Но я не буду носить это имя. Назови им другую индейскую девушку, которая будет щебетать нежным голоском, и которая понравится твоему сердцу. – Луна щебечет также нежно, как королёк в весеннем лесу, но даже её сладкое щебетанье не может унять сердце гурона. Сердце гурона уймёт только скальп отца щебечущего королька. С этими словами индеец снова связал девушке руки и оставил её одну, видя, что лагерь оживился, и скоро могикане отправятся в путь по опасной тропе. Когда солдаты и краснокожие закончили с приготовлениями, небольшая группа индейцев, а также Шароль и Арно, подошли к сидевшей в томной печали пленнице. Один ленап приблизился к ней с ножом, но девушка не подала вида, и оставалась невозмутимой. –Прядь за прядью будет исчезать с твоей головы, если вождь ирокезов будет молчать, и пока он молчит, мы срежем все твои прекрасные волосы, оставив одну прядь, чтобы легче было снять скальп, хотя со всеми его волосами он был бы более ценен. С этими словами могиканин распустил волосы девушки, которые по обыкновению были заплетены в косы, и отрезал ножом не большую прядь. У неё были густые волосы, длиной доходившие почти до колен, и чёрные, как перья ворона, и если бы дальше они оставались невредимыми, не было бы заметно, что враг украл с головы девушки часть её прекрасных волос.