Яд изумрудной горгоны - стр. 33
– Как ваша рука?
Она наморщила лоб, будто пытаясь лучше расслышать, но в итоге лишь покачала головой и пролепетала с ужасным акцентом:
– Не понимать…
Тогда Воробьев, ужасно смущаясь, коснулся ее забинтованной руки и внятно спросил:
– Болит?
В этот раз она, по крайней мере, поняла, что речь идет о руке. Радостно кивнула, потом замерла, явно пытаясь найти слова. Но не смогла и вдруг – залепетала, очевидно, на родном языке. Быстро, много, эмоционально и, показывая то на руку, то на голову, то куда-то за окно…
Кирилл Андреевич слушал ее внимательно, вдумчиво, изо всех сил пытаясь узнать хоть одно слово и понять если и не язык, то хотя бы языковую семью. Но его познаний в лингвистике явно не хватало. Это точно был не немецкий, не польский, не французский и не английский. И не латынь, к сожалению. И даже не итальянский, хотя девушка была очень похожа на итальянку, как ему показалось.
Под конец он пришел к выводу, что это, должно быть, один из восточных языков, а в них он уж совсем не сведущ. Жестом остановил тираду девушки и развел руками, произнеся:
– Я ни слова не понял, к сожалению… Как вас зовут? Меня – Кирилл Андреевич Воробьев, магистр химии.
Но она его тоже не поняла.
Тогда Воробьев, тоже активно жестикулируя, попытался донести мысль доходчиво и внятно:
– Я – Воробьев. А вы?
Девушка рассеянно хлопнула ресницами, но все-таки на этот раз сообразила, о чем он спрашивает.
– Габи! – радостно ответила она.
– Габи… – повторил Воробьев. – Ну хоть что-то.
Однако имя не очень-то было похоже на восточное, а значит, в изыскания своих Кирилл Андреевич вернулся к тому, с чего начал…
* * *
Габи вскорости убежала, а Воробьев нехотя, как на Голгофу, вернулся в кабинет. Статья все равно не шла, и он без толку начал листать лингвистический словарь, в тщетных попытках выяснить происхождение девушки.
Он теперь уж не был уверен, что она представительница той самой профессии. Ведь Габи совсем к нему не приставала – ничего такого. И в целом вела себя очень прилично, даже скромно. Может, она в самом деле попала в беду, и Кошкин верно поступил?
После, выругав себя, что слишком много внимания уделяет посторонней девушке, хотя у него есть можно сказать, невеста – Сашенька – Воробьев достал бумагу, чернила и стал писать ей письмо.
Он и правда писал ей непозволительно мало. Один раз, еще в декабре. Сашенька ответила тогда, и довольно скоро, но Воробьев был занят, а ее вопросы показались до того скучными, что он отложил их один раз, потом второй, покуда сейчас, в начале мая, они вовсе не потеряли значимость.