Яблони в цвету. Книга 1. Братья по разуму - стр. 41
2
Командир подошёл к столу, перебрал на воспроизводителе клавиши, в динамике послышался низкий гул, и каюта наполнилась мощными басами органа. Четверть часа он лежал на ложе с закрытыми глазами. Могучие звуки возвышенной музыки растворили в себе его дух, и, растворившись, как губка водой, он наполнился энергией, приобретая вместе с ней уверенность и силы.
Дослушав фугу, Командир притушил в каюте свет и, соединившись с главным компьютером, вызвал свой личный блок памяти. Такие блоки имелись у каждого звездолётчика. Они являлись незримыми ниточками, связывающими их с родным домом, и в тяжёлые минуты долгих странствий вносили в закручинившиеся души умиротворение и гасили тоску разлуки. Перед полётом в них программировались образы родных и близких, доступ к ним имели только их владельцы. После полёта память стиралась.
Через несколько секунд перед ним на экране стояла его голубоволосая Жаклин. Минуту он, молча, вглядывался в родные черты и смотрел в глаза, потом включил звук, Жаклин сразу ожила, и раздался её несколько низковатый голос. Полуприкрыв глаза ресницами, она читала Пушкина. Ему нравилась своеобразная, присущая только ей, манера чтения, отличная от профессиональной. Раньше он не принимал её и считал, что Жаклин берётся за дело, к которому абсолютно не способна. Постепенно её восприятие поэзии передалось и ему. Голос Жаклин звучал то ровно, то, вибрируя от волнения, местами переходил на прерывистый шёпот, раздавался не громче шелеста листвы и совсем стихал. Создавалось впечатление открывания пушкинской поэзии, и изумление чтеца передавалось слушателям. Читала она по-русски, но ему не требовалось делать усилие, чтобы понять. Кроме современного эсперанто, он свободно думал на трёх европейских языках. Потом она сказала:
– Я люблю тебя, Джон Иванов. Чтобы с тобой не случилось, я всё равно буду тебя ждать, – на мгновение её губы скорбно сжались и влажно блеснули глаза, она сглотнула и повторила: – Я жду тебя, помни об этом и возвращайся живой.
Экран погас и Командир вздохнул. Сколько счастливых и горьких минут пережил он с этой женщиной. Вначале были только счастливые, потом всё чаще и чаще появлялись горькие. Иные бывали до того горькими, что Командир, сжав зубы, с безысходной тоской в сердце, думал – не лучше ли им расставаться и не мучить друг друга. Но когда наступал предел, за которым значилось только одно – расставание, им словно кто-то шептал на ухо заветное слово и они бросались в объятья, поражённые, как могли дойти до того, что едва не потеряли друг друга.