Яблоко от яблони - стр. 41
– Но вы же играете чуть ли не во всех спектаклях?
– Что делать, что делать. Может быть, мой врач откажется меня лечить, тогда я, конечно, вернусь.
– Ну зачем же так мрачно.
– Что вы, я вполне трезво оцениваю свое положение. Разрешите еще сигаретку?
– Пожалуйста. И что же вы хотите от меня?
– Не говорите пока ничего Шурику, Худруку. Я сама ему позвоню, когда все выяснится. Всего вам доброго.
Дрожащей тенью она растворилась в темном коридоре. Пьесу даже не взяла.
Арина Хрипунова от кофе отказалась, курить не стала, старалась улыбаться, но ничего не говорила – пропал голос и ужасно болит горло.
– Вы представляете, – хрипит она, – я даже не могу орать на семью. Я ору шепотом, а они смеются.
– Ну вы уж полечитесь.
– Конечно, главное – роль мне нравится.
Народная артистка Федотова бодро позвонила и сказала, что не придет – прострел в пояснице.
Ну что ж, посмотрим, как они будут репетировать. Надо пустить слух, что со дня на день может вернуться хозяин.
Сутками сижу в театре. Вахтер ворчит, что спать не даю. А куда я пойду?
Смотрели с Митей и Премьером «Персону» Бергмана. Фильм закончился поздно, расходиться не хотелось. Добыли водки, посидели мирно и весело, разошлись под утро. Потом Вахтер настучал, что я в кабинет Худрука вожу девиц!
Зашла Секретарша, принесла кофе:
– Вы, Алексей Евгеньевич, похудели и как будто не отдыхаете совсем…
В Киев за Худруком послали машину. Выехали в ночь. По пути останавливаемся на берегу небольшого озера; откинув сиденье, гляжу на звезды. Ни облачка и полная луна. Позади – дождящий месяц репетиций чужого спектакля по моей инсценировке. Кажется, тряхнешь головой, и все как сон слетит. Вспомнилось, как отмечали преддиплом в скверике у Никольского. По Питеру носились тревожные слухи об инфаркте Фоменко. Мы пили и на помин и за здравие. Под утро стало известно, что Петр Наумович жив. И пошел дождь, первоиюньский дождь после выпускного спектакля.
С утра дорога – осенняя, золотая. В давнем мае, впервые вернувшись из Киева, сидя за школьной партой, зарыдал. Каникулярная влюбленность: вольная жизнь в прогулках по чудесному, теплому, нежному городу, и вдруг – парта, школа, перекуры в кулак за углом – будто и не было ничего.
Вернулись. Выходной, но на вечер назначена репетиция «Неугомонного духа». Спектакль ставил другой режиссер, его изгнали. Теперь Худрук дергается, кричит, артисты ничего не успевают, он снова кричит – порочный круг, атмосфера ужасающая. Вместо работы над своим спектаклем то ли реанимирует, то ли гробит два чужих. Требует от артистов фантазии и самостоятельности. И не дает шагу ступить по своей воле. Оказывается, я совершенно неверно разобрал пьесу. Мы провели тридцать четыре репетиции. Но он даже не посмотрел прогон, а назначил читку и с первой фразы разнес все в пух и прах.