Яблоко Немезиды - стр. 9

Коун пропустил слова Грейвса мимо ушей и методично обшарил карманы всех костюмов Бен Аюза. Потом заглянул в ванную комнату. На стеклянной полочке лежали футлярчик с зубной щеткой, мыло и тюбик с пастой. Коун повертел в руках тюбик и отвернул колпачок. Резко запахло жасмином. Полицейские переглянулись. Так могло пахнуть отлично известное им вещество.

– «Привет из рая», – хрипло сказал Грейвс.

Инспектор продолжал задумчиво смотреть на тюбик. Ему на память пришли слова Никльби. Вернее, Бредли. «У вас с шахом одинаковые вкусы». Но там речь шла о пасте «Менгери». А Коун держал в руках тюбик, на котором было четко написано «Дорис». Имеет это обстоятельство какое-нибудь значение?

Грейвс облизал губы.

– Целое состояние, – буркнул он. – Ведь эта штука в сто раз дороже героина.

Коун подумал, что Бредли знал о пасте. Иначе с какой стати он стал бы заводить об этом разговор с Никльби? Люди крайне редко спрашивают друг друга, какой пастой или каким мылом они пользуются. Мужчинам, во всяком случае, подобные вопросы не приходят в голову. Если, конечно…

В данном случае «если» было налицо. Только почему «Дорис», а не «Менгери»?

И вот труп Бредли найден в канализационном колодце. В спине – кинжал шаха. Тоже странное обстоятельство. Кричащая улика. Для чего Бен Аюзу потребовалось афишировать себя? Ему вовсе не обязательно было оставлять оружие на месте преступления.

Детальный осмотр останков Бредли не внес ничего существенного в ход следствия. Коун попросил прислать ему карту медицинской экспертизы и заперся в кабинете. Через полчаса раздался телефонный звонок.

– Инспектор Коун?

– Да, шеф.

– Меня осаждают репортеры. У вас есть что-нибудь?

– Они маскируют это под зубную пасту «Дорис», – сказал Коун. Он подумал, нужно говорить шефу о словах Бредли насчет «Менгери» или нет. Решил, что не нужно. И повторил: – Да, «Дорис».

– Любопытно. А что вы думаете относительно Бредли?

Коун думал относительно Бредли. Но свои мысли по этому поводу он держал при себе. У него не выходил из головы кинжал шаха. Это было похоже на подсказку. А Коун подсказок не любил. Шефу он сказал уклончиво:

– Пока не ясно, шеф.

– Вы уверены, что убийца – шах? – спросил господин Мелтон.

– Нет, не уверен, – поколебавшись, ответил Коун. – Но мы ищем его.

– Правильно, – одобрил шеф. – Надо торопиться, Коун. Мне очень жаль Бредли. Он был способным агентом.

– Да, шеф, – сказал Коун. – Мы постараемся.

Он опустил голову на руки и посидел так минут пять. Потом позвонил и попросил принести чашку кофе и два бутерброда. «Надо торопиться», – сказал шеф. Что он имел в виду: поиски убийцы Бредли или спекулянтов наркотиками? Одно, конечно, вытекало из другого. Но убийство Бредли автоматически отодвигало дело о наркотиках на второй план. С исчезновением шаха рвалась тонкая ниточка, за которую случайно удалось зацепиться полиции. Надо заниматься шахом. Это логично вытекало из всего хода начавшегося следствия. И в тоже время это была порочная логика. Она уводила следствие в сторону от дела о наркотиках. Одно понятие незаметно подменялось другим. В свете этих рассуждений требование шефа быстрее искать убийцу Бредли, мягко говоря, противоречило его же требованию ускорить ведение дела о наркотиках. Это была очень странная мысль, и Коун постарался от нее отмахнуться. «Нельзя умничать», – подумал он. Но мысль не уходила. Память услужливо подбросила Коуну историю с несостоявшимся завтраком шефа, слова Бредли о пасте «Менгери» и кинжал шаха. Коун достаточно долго работал в полиции. Он умел не только подмечать мелочи, но и оценивать их.