Яблоко Монте-Кристо - стр. 39
Ну дела! Соседка потом с ними судилась. Так вот, помри они в одночасье, Петька с его мамуськой, моя соседка даже не всхлипнула бы. Хотя, наверно, от радости бы рыдать принялась! Но нет же! Живы-здоровы, как коровы. Правда, она их выпереть сумела, но для этого пришлось трешку продавать! Сволочи! Давно я, кстати, заметила! Над чем трясешься, то у тебя добрый боженька и отнимет, накажет невесть за что. Вот, к примеру, Лерка Волчина! Она в театре петь собиралась, десять лет училась, и чего? Пропал голос. А вот у Надьки Морозовой, которой на сцену не с руки лезть, такой бас! Гремит трубой, ничего ее не берет! Мороженое ест, босиком бегает! А Лерка береглась, да попусту. Зато Надька собак обожает, у нее их три штуки! Ухаживает за барбосами, как за детьми! Прививки, диета! И что? Мрут они у нее словно мухи, дохнут от ветра. Вот оно как! Зато у Лерки дворняга имеется, никто за ней особо не приглядывает, пятнадцатый год скрипит. И что получается? У одной голоса нет, зато шавка живее всех живых. Но Лерке этого не надо, ей петь охота. А у Надьки голосище трубой, но болонки передохли, только Морозовой на таланты плевать, она по лохматым убивается. Разве это справедливо, а? Ну скажите?
От трескотни Сони у меня начала кружиться голова, а Работкина не собиралась захлопывать рот. Вопрос о справедливости был ею задан риторически, никакого ответа она не ожидала, продолжала болтать дальше, успев в перерыве между рассуждениями велеть мне:
– Снимайте ботинки и идите в гостиную.
Я повиновался и вновь оказался в комнате, где вчера развернулись печальные события.
С тех пор тут, похоже, никто не убирал. Везде были разбросаны вещи, на диване валялся серо-голубой махровый халат, на полу лежал плед и две подушки. Я вздрогнул, увидав на паркете полустертую белую линию. Бригада милиционеров, приехавшая по вызову, очертила место, где лежал труп Зои. Было очень душно.
– Фу, – скривилась Соня, – я не входила сюда с ночи, как прибежала к Ляльке, так у нее в спальне и сидела. Дышать нечем! Надо окошко приоткрыть.
С этими словами она подошла к занавескам, язык Работкиной продолжал болтать:
– Во, вечно Ляля драпировку до конца не сдвинет, ей красиво кажется, если окно полуприкрыто, стопор поставила. Идиотство полнейшее! Я ей сто раз говорила: из-за твоей красоты в комнате темно! Ну сейчас-то я их сдвину!
Соня резко дернула портьеру, в то же мгновение из ее складок высунулась простая вешалка и снова исчезла.
– Ваще! – всплеснула руками Работкина. – Кто ее сюда прицепил? На веревке привязал к карнизу! Во сделано как! Ездит вместе с тюлем! Зачем? Ну, Ляля! Вечно ерунду удумает! А еще у нее в ванной этажерка с цветами! Ну не дура ли, а? Хотя, если учесть, каково ей досталось! Так еще и не такие странности делать начнешь! Сначала Игорь с собой покончил. Лялька чуть с ума не сошла, она мужа обожала. У нее в голове четко застряло: Игорек – принц! Себя за лягушку считала! Вот е-мое! Это ее так воспитали! Нет уж, если у меня когда дети будут, не стану их гнобить, никогда! Хотя, теперь я знаю, к сыну и дочке можно по-разному относиться! Вот тетя Зоя. Чего она только ради Игорька не делала! Верочку погубила! Мне у них года два потом прям плохо было! Висела в квартире чернота, я ее спиной чуяла! А все Вера! Ну кто бы подумать мог! В десять лет в петлю влезть! Хотя Ларису и не посадили, да мучается небось! Не зря она отсюда съехала! Мать ее, Зинка, осталась! Первое время глаза в пол ходила, потом исчезла. Ну да столько лет прошло! Думает небось, все забыли! Конечно, люди про чужие беды не думают. Но я-то помню. Эх, Ларка! Вот уж Зинка ненавидит тетю Зою! О-о-о! Они один раз подрались! Вы чай хотите или кофе?