«Я» значит «Ястреб» - стр. 20

«Ястреб-тетеревятник» – книга молодого человека. Она была написана до других, более известных книг Уайта, до того, как он стал знаменитым. Она «рассказывает о второсортном философе, – с грустью объяснял он, – который жил один в лесу, устав от общества себе подобных, и о его попытках дрессировать того, кто не относится к роду человеческому, – птицу». Когда я прочла это вновь, через много лет после того первого детского знакомства, то почувствовала в этих словах нечто большее, чем просто неумение обращаться с тетеревятниками. Я поняла, почему некоторые сочли книгу шедевром. Дело в том, что Уайт превратил дрессировку ястреба в метафизическую схватку. Подобно роману «Моби Дик» или повести «Старик и море», «Ястреб-тетеревятник» представлял собой литературную встречу животного и человека, восходящую к пуританской традиции духовного состязания: спасение как ставка, которую нужно выиграть в состязании с Богом. Став старше и мудрее, я решила, что признание Уайта в собственном неумении было жестом скорее смелым, чем глупым. Но все равно я на него сердилась. Во-первых, потому что ястреб ужасно страдал от его дрессировки. И во-вторых, потому что изображение этого занятия как напряженного поединка между человеком и птицей в значительной степени повлияло на наше восприятие ястребов-тетеревятников и охоты с ловчими птицами вообще. Честно говоря, мне было отвратительно, что он сделал. Дрессировка птиц никогда не представлялась мне войной, а ястребы никогда не казались чудовищами. Та маленькая девочка, лежавшая на кровати, все еще злилась.

Вот о чем я думала, сидя за столом и глядя в раскрытую книгу через четыре месяца после папиной смерти. Я принялась читать и, читая, почувствовала, как меня что-то словно толкнуло, – я поняла, почему не одну неделю мои глаза так старательно избегали смотреть на эту книгу. Стало ясно: мое раздражение отчасти объяснялось впервые возникшей догадкой – желание дрессировать ястреба было не вполне моим собственным. В какой-то мере это было желание ястреба.

16 марта 1936 года. В ветвях каштанов, что растут с восточной стороны огромного палладианского дворца, где размещается школа Стоу, суетятся галки. С крыши здания, в котором некогда располагалась конюшня, а теперь устроены жилые комнаты, стекают капли. В одной из комнат сидит мистер Уайт, заведующий кафедрой английского языка и литературы, подмяв под себя одеяло. С трудом удерживая на коленях съезжающий набок блокнот, он быстро пишет мелким аккуратным почерком. Быть может, думает он, это самая важная книга, которую ему довелось написать. Не потому что она принесет доход, а потому что спасет.