Я защищал Ленинград - стр. 30

Номер части я уже не помню. Нас как пополнение разбросали по разным частям. Стал я снова пулеметчиком. Сперва вторым, а потом первым номером. Когда в январе 1942 года началось наше наступление на Любань, мы были во втором эшелоне. Потом из второго эшелона попали в первый, но где наступали, я сказать не могу: уже не помню тех названий. Наступали по глубокому снегу: по колено и даже выше. Маскхалатов и касок ни у кого не было. Брали какую-то деревню – потери были очень большие. Я много стрелял: не одну ленту выпустил, поддерживая атаку. Наши продвинутся метров на пятьдесят – залягут, потом мы тоже передвигаемся, занимаем новую позицию. Кроме нас двоих, в расчет входило еще 5–6 подносчиков. Когда стояли на месте, состав был постоянный, а когда шли в наступление – одного убьют, дают замену. Состав все время менялся. За этим командиры следили, потому что, не дай бог, пулемет остановился, все наступление захлебнется. Надо было смотреть в оба, потому что другой раз шли концевыми. Фланги открытые, и не знаешь, откуда ждать: то ли сзади, то ли с боку. Мы состояли в пульроте, поэтому отдельные пулеметы перебрасывали сегодня в одно место – завтра в другое. В основном наступали в стороне от населенных пунктов. Нам выпал такой участок, что все болото, болото, лес. В тех боях был убит мой первый номер. Пуля ему попала в переносицу, влетев в прорезь щитка. Наверно, снайпер. Так я стал первым номером, а на второй номер дали другого. Вообще-то пулеметный щиток много помогал: защищал от пуль, от осколков. Сам «максим» – отличная вещь. Мне, например, очень нравился. Единственно только: чтобы не было перекоса патрона. Однажды я попробовал с ручного пулемета, но мне не понравилось. Вот сколько я был с «максимом», у меня ни разу не было отказа. Потому что перед боем люди отдыхают, а ты проверяешь. Каждый патрон в ленте, чтобы не было перекоса, чтобы ровно они были, как по линеечке. Проверишь – и тогда спокойно утром в бой. У меня было четыре коробки с лентами. И все я лично снаряжал. Патроны использовались только обычные, со свинцовыми пулями. Другие не поступали. Брезентовые ленты тоже не подводили. Правда, когда она намокнет, то потяжелей: тогда старались короткими. Дал патронов с десяток и остановился. Проверил, проверил. Опять дал десяток выстрелов. Опять остановился. Самое удобное было стрелять на 400–800 метров. А так по атакующим приходилось и на двадцать, и на тридцать, и на пятьдесят метров. Всяко приходилось. Доводилось и гранаты бросать. Например, я бью по одной цели, а где-то с боку появляется другая. Развернуться уже не успеваешь, поэтому быстрей гранату швырнул и… Или вот, например, у меня была пара таких моментов. Ну, на нас наступают немцы. Ну, из пулемета косишь. Вдруг немцы попадают в «мертвую» зону. Или он, понимаете, за какой-то кочкой или за чем еще, и его никак не выковырять, поэтому тут приходится и гранату применять. На этот случай рядом с пулеметом наготове всегда лежала парочка, а то и побольше. Немного на колено приподнимешься и метнешь метров на 20–30, а лежа на 15–20 – не больше. Я предпочитал лимонки. Это вещь надежная и безотказная и очень даже эффективная. А эти гранаты РГД с ручками другой раз и не взрывались. Да ее перед применением надо было оттянуть, повернуть… И противотанковые гранаты то же самое. Не очень надежные были. А лимонка – это вещь безотказная. Да и, как говорится, я видел ее коэффициент полезного действия, то есть убитых и раненых. Немцы в нас тоже бросали гранаты, но ребята умудрялись перехватывать их и бросать обратно. Были такие случаи у меня на глазах. Местность в тех местах не позволяла немцам наступать цепью, поэтому наступали в основном перебежками, от дерева к дереву. Вооружены они были в основном автоматами. Почему-то я все время встречался с автоматчиками. По лесам с автоматом удобнее, наверно, поэтому.