Я – Ясон. Книга 5 - стр. 15
– Чем?
Нино медленно провела ладошкой по волосам. Положив руки на колени, виновато сказала, что поскольку Давид был женат на её близкой родственнице, ей нехорошо говорить об этом, тем более что болезнь Медеи относится к тем болезням, о которых мужчинам лучше не знать.
– Ну что же, не знать, так не знать, – не стал настаивать Романов.
Он поднялся с кресла и, широко улыбнувшись, попросил хозяйку проводить его до двери.
– Может, чайку? – предложила та.
Романов отрицательно покачал головой.
– Тогда водки? Или нет – чачи! У меня есть замечательная чача! Ее все русские мужчины любят… Не отказывайтесь, идемте!
Поскольку дело близилось к вечеру, а серьезных причин отказываться как от водки, так и от чачи не было, Романов хоть и не сразу, но все же согласился задержаться буквально на пять-десять минут.
Нино почти не пила. Продолжая выискивать в лице Романова нечто такое, что привыкла видеть в лицах других людей, она весь вечер смотрела на него так, словно, по-прежнему, не могла понять: кто он такой, что он такое говорит, и действительно ли говорит то, что думает.
Впрочем, понять, о чем Романов думает было несложно. Несмотря на то, что говорил он много и на разные темы, всё сказанное им можно было уместить в одну фразу: «Во всех неприятностях виноваты женщины». Развивая мысль, поведал историю взаимоотношений Пушкина с Натальей Гончаровой, которую в качестве примера приводил всякий раз, когда хотел показать, до каких бед доводит поэтов любовь к ветреным красавицам. Подробно остановился на эпизоде, когда экипаж Натальи встретился Пушкину на дворцовой набережной, в то время как сам Пушкин вместе со своим секундантом Данзасом направлялся на Черную речку, и горько посетовал на то, что супруги, разъехавшись по разным сторонам дороги, не заметили друг друга.
– Такое, к сожалению, случается. Жена Пушкина, как известно, была близорука, а сам Александр Сергеевич, видимо, погруженный в тяжелые думы о предстоящей дуэли, смотрел в другую сторону.
Внезапно Нино приподнялась со стула. Выпрямилась и ласково погладила Романова по щеке.
Романов умолк. Увидев то, с каким напряжением она всматривалась в его лицо, ожидая ответной реакции, понял, что теперь у него есть только два пути. Один – сделать вид, будто ничего особенного не произошло, и как ни в чем не бывало продолжать рассказывать любовные истории поэтов. Другой – начать творить любовную историю самому.
Решив не обижать женщину, он осторожно взял ее за руку. Потянул на себя: раз, другой и на третий посадил себе на колени.
Нино дарила любовь с благодарностью существа, потерявшего последнюю надежду еще раз испытать это чувство. Уткнувшись Романову в ключицу, она то с придыханием говорила по-русски слова, смысл которых терялся в грузинских окончаниях, то вжималась в него, словно желала раствориться в нем, то лежала на его груди с закрытыми глазами и тяжело дышала.