Я выбираю свободу! - стр. 9
Все дело, конечно, в нем и только в нем, а не в умении предметников договариваться с неживой материей. Длинные тонкие стволы винтовок и тяжелые острые пули, испещренные рунами, – артефакты, придуманные пару веков назад не то темными, не то гномами, не то нашими умельцами. Крошечный и крайне дорогой из-за сложности изготовления кусочек металла, способный отправить за Грань даже бессмертного.
Я хорошо знал ощущение, когда острая головка пули вгрызается в тело и собственная кровь будто превращается в очень злое пламя, жаждущее сожрать твои потроха. Из меня таких за время войны достали шесть штук, а пару вымазанных моей кровью и прошивших меня насквозь я сам выковырнул из дерева и стены. Был бы сентиментален до такой степени, чтобы носить на груди как амулет, можно было бы собрать целое ожерелье.
Боевые маги – основная мишень снайперов, но я оказался феноменально везучим. Или невезучим, учитывая мое нынешнее положение?
– Могу выдать ковриков на всех; вы же любите деревья, поспите на открытом воздухе, – продолжила ехидничать проводница.
– Грязных и с блохами? – уточнил, не глядя в ее сторону.
– Как догадался?
– А что еще можно найти на этой помойке, – пожал я плечами.
– Все лучшее – гостям, – приторным тоном пропела собеседница. – В общем, в перемещениях тебя никто не ограничивает, но помни, что светлых здесь не любят. Очень не любят, – напутствовав меня таким образом, она вознамерилась уйти, но я все-таки окликнул и задал еще один вопрос:
– Почему – Тилль?
– В юности прозвали. За смешливость, – после короткой паузы отозвалась она и ушла, а я остался один перед полуразрушенным домом среди заброшенного сада.
Тилль в переводе на всеобщий[1] – колокольчик. А еще так зовут звонкую яркую пичужку, приносящую весну.
Давно, видать, была та юность…
Некоторое время я еще постоял, ни о чем не думая, а потом сосредоточился на деле. Я – стихийник с серьезным перекосом в боевое направление, и починить дом не смогу, но на уборку меня хватит. Будем надеяться, что здание после этой процедуры не рухнет. С другой стороны, пусть оно лучше рухнет сейчас, чем обрушится на головы обитателей некоторое время спустя.
Тилль
Эльф был… светлый. Настолько светлый, что натурально захотелось запить это зрелище орочьей полынной настойкой. Полфляги вылить в себя, вторую половину – ему на голову, чтобы хоть немного разбавить цветовую гамму. И вообще, говорят, светлым идет зеленый.
Снежно-белые волосы – причем действительно «снежно», они даже искрились на солнце – на лбу были прижаты узкой полоской расшитого хайратника, не дающего им лезть в лицо, и дальше свободно спадали по плечам где-то до талии. Безупречные черты лица – прямой нос, волевой подбородок, красиво очерченные губы, брови вразлет – несли явный отпечаток недовольства окружающим миром. Проще говоря, губы были слегка поджаты, брови – нахмурены. Да и вся поза выражала презрение, если не отвращение. Не думаю, что провинилась только статуя, которую этот тип разглядывал; скорее, его раздражал весь город. И его жители, конечно. Светлый же, тут долго думать не надо, чтобы предсказать реакцию!