Я втопчу тебя в грязь - стр. 10
— Что ты делаешь, идиот? Мне больно. Он же резко прижал меня к капоту и, грубо намотав мои волосы на руку, оттянул их назад.
— Мне больно, — зашипела я, — пусти меня.
Дима, казалось, не слышал меня. Его губы обрушились на мои. Он сминал мои губы в болезненном поцелуе. Я же сначала растерялась. Мои руки уперлись ему в грудь в попытке оттолкнуть его, но он как скала навис надо мной, и мои попытки были тщетны. Его язык ворвался мне в рот и стал бешено исследовать его. Дрожь прошлась по всему моему телу, и я сдалась. Стала так же грубо отвечать ему. Он посадил меня на капот, и я почувствовала, как его рука медленно легла на мой живот и продвинулась дальше. Он сжал мою грудь, а у меня из груди вырвался стон. Кожа покрылась липким потом, а внизу живота я почувствовала жар.
— Что ты делаешь со мной, мелкая? — выдохнул Дима.
Упёрся своим лбом в мой, в попытке выровнять дыхание. Он судорожно дышал, затем резко отстранился.
— Залазь в машину, мелкая, отвезу тебя домой.
Мы ехали молча всю дорогу. Я пыталась выровнять дыхание, и не думать о том, что сейчас произошло. Диму я всегда воспринимала как старшего брата, сейчас же в моей голове была каша. Я не знала, как вести себя с ним дальше. Хотелось залезть в кровать, укрыться с головой одеялом и забыть этот вечер. Мне срочно нужно было все обдумать. Я смотрела на него. Видела его четкий профиль, и крепко сжатые на руле руки. Было видно, что он еле держал себя в руках.
ГЛАВА 4
Дима
Уже прошёл час с того момента, как я высадил ее у дома. Она так громко хлопнула дверью, что мне, казалось, шум до сих пор стоял у меня в ушах. Малышка определённо злилась. Я не мог заставить себя подняться и выйти из машины. Сидел, облокотившись головой о руль, и обдумывал как же мне дальше с ней себя вести.
Мое притяжение к ней началось, когда ей было тринадцать. Такая стройная, красивая, с большими глазищами и пухлым ртом. Я сходил сума от ее кудряшек на голове. Мечтал, ещё тогда пятнадцатилетним пацаном, как буду их наматывать на кулак, во время секса, а ее пухлые губы будут шептать мое имя. Время шло, а моя привязанность к ней переросла во что-то сродни наваждению. Я уже спокойно не мог смотреть на неё, чтобы не прикоснуться. Не видеть ее была для меня сущая пытка. Я сходил с ума, если они с мамой на выходные уезжали к какой-то тети Наташиной подруге. К восемнадцати годам я понял, что она для меня как наркотик.
«Ей же всего шестнадцать!» — думал я, — «Какие могут быть парни? О чем она вообще?».
Последние слова, которые она крикнула в машине, что хочет, чтобы этот урод залез ей по юбку, подействовало на меня как выстрел в голову. Даже одна мысль, что кто-то к ней прикоснется, доводила меня до безумия. Чертов маньяк, ругал я себя. Если бы она знала, какие мысли творились у меня в голове. Сколько раз я представлял ее подо мной, и в каких это было позах. Она бы бежала от меня, и никогда не открыла бы окно в свою спальню. Она всегда так доверчиво прислонялась ко мне. Доверяла мне, а я, как последний дебил, после ее объятий бежал и трахал всех доступных телок, представляя ее. Маньяк чертов. Она даже не представляла, какого зверя пригрела на своем плече.