Я в твоей голове - стр. 48
— Точно, нана, подметила, а ну, дай пять, — хлопают ладошками и гогочут. — Ты что, нан, он же предводитель. Все трусятся перед ним.
— Ага, такое ощущение, что предводителю хорошенько сегодня сели на лицо, раз он в таком виде. Прям интересно, кому это удалось окунуть чистюлю в собственную грязь? Благословила бы, ей богу.
Ну, старая заноза.
— Что такое, сразу скис? А? Марана? Не нравится, когда над тобой шутят? Неужто глава клана обиделся на слова зрелой леди?
— Да нет, что ты. Продолжай. Я не обижаюсь на говорящих мумий с малиновыми волосами и сморщенной, как изюм, кожей.
— Ну все, хватит обмениваться любезностями. Марана, переоденься, от тебя правда воняет дерьмом. И можешь искупаться в душе, там в первом ящике аптечка есть. А потом я сварю тебе кофе. Ияр, перестань перебивать девочкам аппетит.
Беру вещи, иду вдоль по коридору. Оказываюсь в просторной ванной комнате. Снимаю с себя порванные вещи, выбрасываю их в урну. Отвинчиваю кран, в мои ладони набирается прохладная вода. Умываюсь. Зависаю перед зеркалом. И правда вижу на висках седые волоски. Почему сейчас меня это задевает? Особенно словечки «пожилой человек», «старый хрен», сказанные тонкими розовыми устами. Кто же эта девчонка? Которая засела у меня в голове. Как жаль, что мне придется ее убрать.
На глаза попадается тюбик с носиком, где разведена черная краска для волос. Не знаю, зачем я это делаю, но чуть выдавливаю на волосы, замазывая области седины. Выжидаю время. Потом смываю под напором «тропического» душа всю грязь с себя за сегодняшний день.
***
Мне пора уходить из этого идеального семейного мира. Но Акси никак не может отстать со своей заботой:
— Полегчало? Иди садись, мы все будем пить чай, а кто кофе.
С беременными женщинами, наверно, бесполезно спорить, особенно с этой. Присоединяюсь к вечерней трапезе.
— О-о-о! Кто тут у нас? — старуха надевает очки, осматривая меня. — Красавчик! — присвистывает. — Мы думали, ты там утонул или решил задушить себя шлангом от душа.
Одежда Ияра и на меня чуть узковата. Все вещи сели плотно, особенно в области паха. Непроизвольно выставляю руки, прикрываясь.
— Ну все, Сирушек Акоповна, хватит острить. Марана, садись, это твой кофе. Не переживай, яда там нет.
— Кроме десяти столовых ложек сахара. Да, любимая?
— Нет! Марана, пей, и сахара нет.
— Жаль!
Делаю глоток.
— А что это у тебя с волосами, Марана? Ты что, их покрасил краской моей?
Черт, как она всё замечает? Нахрен я вообще это сделал?
— И правда, — еще один повод поржать надо мной. — Ты случайно не подружка своего психиатра Ромчика? Красишь волосы...