Я украл Мону Лизу - стр. 41
– Он самый настоящий негодяй! Он не пытался объясниться с вами? – хмуро поинтересовался Воронцов.
Рассказанная история неожиданно болезненно ранила князя. Хотя кто бы мог подумать, что после того количества женщин, с которыми он прежде был знаком, его может задеть какая-то банальнейшая история, произошедшая с женщиной, которая каких-то пару недель назад была ему незнакома.
– Пытался… Накануне своей свадьбы он захотел меня увидеть, караулил у дверей подъезда, хотел подняться ко мне в квартиру, но мама просто его не впустила.
– Вы были с ним… Как далеко зашли ваши отношения?
– Достаточно серьезно, – не сразу ответила Жаклин. Вздернув подбородок, она почти дерзко посмотрела в сочувствующие глаза Голицына. – Даже не знаю, почему я отвечаю на ваш вопрос. Прежде мужчины не спрашивали у меня подобного. – Неопределенно пожав плечами, предположила: – Возможно, я стала другой. Во мне произошли какие-то перемены, и они это чувствуют.
– Извините, если я вас чем-то обидел, – растерялся Голицын.
– А вот и мой дом, – остановилась девушка перед серым пятиэтажным зданием с четырьмя колоннами у самого входа. Спасибо, что проводили.
– Когда я могу увидеть вас вновь?
– О боже! С вами мы встречаемся чаще, чем с некоторыми моими добрыми знакомыми.
– Понимаю… Значит, я так и не стал для вас добрым знакомым. Что я могу для вас сделать, чтобы вы как-то изменили ко мне свое отношение?
– Вы и так уже много сделали. Сейчас вам нужно просто идти домой.
– Вот, значит, как… Прогоняете, что ж, не смею вас больше задерживать. Надеюсь, что мы с вами еще увидимся.
Едва кивнув, Михаил Голицын развернулся и, весело помахивая тростью, заторопился через дорогу.
– Луи, – услышал он звонкий голос.
Обернувшись, Голицын с надеждой посмотрел на Жаклин, выглядевшей слегка растерянной.
– Возможно, я с вами была несправедлива. Позвольте мне загладить свою вину. Если вы желаете, я могу угостить вас чашкой кофе.
– Буду очень рад вашему предложению, – с готовностью отозвался Голицын. – Прошу вас, – широко распахнул он дверь перед девушкой.
Жаклин, слегка приподняв длинное платье, прошла в подъезд и зашагала по высоким каменным ступеням. Поднявшись на этаж, девушка остановилась перед большой резной дверью.
– Здесь я живу, открывайте, – протянула она ключи.
– Выглядит очень символично, – вытянул Голицын ключи из узкой тонкой ладошки. Натолкнувшись на насмешливые глаза, слегка смутился: что же ей от него нужно? Странно все как-то. Провернув на два оборота ключ, открыл замок. – Прошу вас.
Девушка вошла в прихожую, оказавшуюся узкой и длинной, напоминавшую коридор; далее квадратная гостиная, где на паркетном полу, выложенном квадратами, неистово плясали тени от уличного фонаря, раскачиваемого порывами ветра. Следом, волнуясь, вошел в комнату и Голицын. Негромко щелкнув металлическим язычком, закрылась входная дверь, оставив их наедине в полутемном помещении. Мебель простая, не новая, какая бывает у чиновников средней руки, не обременных высоким жалованьем. Ровным счетом ничего от девичьей горницы – ни милого рукоделия на стуле, ни наивной вазочки с цветами. Комната, скорее всего, напоминала приют одинокого холостяка, где по углам можно увидеть смятые гольфы, на стуле – развешанную непроглаженная рубаху, а на спинке – открытки с обнаженными дамами. Это уже характер, тут ничего не поделаешь. И вообще, эмансипация вещь серьезная. Вряд ли с такой женщиной у него может что-то получиться, уж слишком она самостоятельная. В какой-то момент Голицын пожалел о своем решении принять предложение на «чашку кофе», следовало бы сослаться на какую-то безотлагательную причину, тогда избежал бы нахлынувшего разочарования.