Я украл Мону Лизу - стр. 11

– Я сделал множество эскизов, прежде чем совершить первый мазок на чистую стену. И очень надеюсь, что получилось неплохо. Правда, на следующий год был большой ливень, вода в трапезной поднялась едва ли не на метр, и большая часть красок отсырела и осыпалась. И я не знаю, продержится ли нарисованное хотя бы пяток лет, – с горечью пожал плечами Леонардо.

– О да! Это большая потеря.

– Так что вы хотели, брат Павло?

– Братья мне поручили, чтобы я попросил вас нарисовать для нашего монастыря алтарную картину. Вы не откажете нам в любезности? – с некоторым волнением спросил монах, посмотрев в задумчивые глаза Леонардо.

Возможно, что прямой взгляд монаха следовало бы назвать дерзким, – в нем отсутствовало должное смирение, – и Леонардо предположил, что в прежние времена у доминиканца была другая жизнь, насыщенная драматическими событиями. Кто знает, уж не она ли привела его впоследствии под своды монастыря.

Леонардо да Винчи давно не рисовал картин для души, понимая, что придется столкнуться с проблемой реализации, – лишь только ограниченный круг людей может позволить себе роскошь купить картину великого мастера. Другое дело – если он получает заказ, тогда проблема с реализацией отпадает сама собой.

– Хорошо, я берусь за ваш заказ, тем более что в настоящее время я ничем серьезным не занят. – И, широко улыбнувшись, добавил: – Теперь я знаю, как занять себя и своих помощников. Но мне нужно отдельное помещение для мастерской.

– Мы предоставим вам в обители большую комнату, где вы можете трудиться со своими помощниками, – оживленно продолжал монах.

– Что именно должно быть на картине?

– Мы бы хотели, чтобы на ней была Мадонна с Младенцем и своей матерью, святой Анной.

– А какой сюжет вас интересует?

Монах выглядел слегка смущенным.

– Мы полагали, что вы сами подберете подходящий сюжет. Тем более что у вас уже есть опыт в таких картинах.

К образам Мадонны, святой Анны и Христа маэстро обращался задолго до разговора с монахом-сервитом и даже сделал несколько набросков на картоне, которые теперь стояли в углу его комнаты, будто бы давно позабытые, но, как оказалось, дожидавшиеся своего часа.

Леонардо отошел в угол комнаты, где у него лежали эскизы и наброски для картин, и, выбрав нужный картон, разложил его перед монахом.

– Это мать и дочь, – произнес Леонардо да Винчи, заметив некоторое недоумение, едва промелькнувшее на беспристрастном лице монаха. – Анна держит на коленях Марию, а Мадонна сжимает в объятиях Христа. Рядом можно нарисовать Иоанна Крестителя.

На картоне были запечатлены две взрослые женщины, обе невероятно красивые. Их природное изящество впечатляло, выглядело сказочным. Рука мастера, почти стерев возрастные границы, не позволяла понять, кто же из них старше, и только у одной из них, что держала на коленях другую, лицо было с более резкими чертами, находящееся слегка в тени, как бы тем самым делая ее несколько старше. Это была мать, святая Анна.