Я (убью) люблю тебя, Воскресенский! - стр. 11
– Я ещё и вышивать могу. И на машинке тоже, – фыркаю, укладываю её назад.
Ради разнообразия без споров и ехидства. Хотя есть вероятность, что болевой синдром Полякову всё-таки нагнал, заметно понижая градус язвительности.
– Мой любимый мультик, – слабо улыбается она, ложится на сидение и, похоже, вырубается.
Хотя не должна бы. Чёрт.
Самое время свалить и привести её руку хоть в относительный порядок. Так что ускоряюсь, сажусь за руль и вылетаю с парковки в сторону однушки, которую меньше всего собирался использовать таким способом.
Глава 6
Очухиваться выходит больно. Хотя, скорее, неприятно. И звездец удивительно. Особенно когда осознаю себя в кровати под пледом, а не на прокуренной обивке заднего сиденья.
По привычке опираюсь на руки, чтобы подтянуться и от резкой боли заваливаюсь направо, едва не шандарахнувшись с кровати. Вот был бы цирк.
– Что? – врывается в комнату взъерошенный, с футболкой не на ту сторону Воскресенский. – Где болит?
И в два счёта я поднята на подушки, накормлена каким-то обезболом и осмотрена во всех местах. Собственно, для последнего много ума не надо, раз этот гений умудрился меня раздеть и перевязать.
– Просто скажи, что ты догадался промыть рану, – со вздохом.
Понимая, что вряд ли, раз он даже еду себе не в состоянии погреть. Видела я, как Воскресенский на второй день нашего знакомства стоял перед микроволновкой и тупо тыкал все кнопки подряд.
– Издеваешься? – хмурится он и садится на край кровати, подогнув под себя ногу.
– Да если бы. Так промыл?
Потому что от этого зависит моё здоровье и заработок, правая рука у меня всё-таки ведущая.
И по взгляду вижу, как ему хочется меня послать, но мгновение и вместо эмоции остаётся безграничный океан вины. За что – будем разбираться потом.
– Трижды. Перекисью, если тебе интересно. Кровь, грязь и остатки рукава из раны тоже достал и на входе, и на выходе. Заодно залил зелёнкой и закрыл антисептической повязкой. А это антибиотик, – гений кивнул на тумбу, где лежал блистер от проглоченной мной таблетки. – И, если тебе опять же интересно, обезболивающее и противовоспалительное я воткнул тебе уколом.
Боже, он ещё и медик? Помимо программера, угонщика и хрен знает кого. Мда. Мне казалось невозможным, но этот Воскресенский на раз уделал своих братьев. С лихвой.
– Уколом куда? – поднимаю бровь, потому что реально интересно.
– Туда! – взрывается Есений, вскакивает, но далеко не уходит. – Блин, Стась, ну какая разница…
Вздрагиваю.
– Как ты меня назвал?
Так можно было только Мышке. Потому что слишком. И навевает грустные мысли о прошлых временах, когда родители были в себе, а бабушка жива.