Я тебя приворожу - стр. 1
– А другого желания ты, разумеется, загадать не можешь? – поинтересовалась я, поднимаясь с пола и отряхивая никому невидимые пылинки с темно-зеленой юбки.
– Раз ты проиграла, Люцина, я имею право…
– Знаю, знаю!
Я недовольно фыркнула, посмотрела на ухмыляющегося Ирия. Волосы светлые, почти льняные, падают неровными прядками на плечи, озорные голубые глаза сверкают, а небрежный жест, которым он поправил плащ, лежащий на полу, свел с ума не одну сотню красавиц.
– И все же…
– Даже не думай! Я не откажусь от такой… потехи.
Я схватила кочергу, намереваясь напомнить этому… этому… в общем, этому, что я вообще-то ведьма. Грозная, непобедимая темная ведьма!
– Которая только что проиграла мне в карты желание! – расхохотался Ирий, показывая на рассыпанную колоду.
Ненавижу, когда он читает мои мысли!
– Ты жульничал! – возмутилась я, сжимая в руке кочергу и не желая с ней расставаться.
– А вот и нет!
– А вот и да!
Я гневно уставилась на Ирия, который явно едва сдерживал смех.
– Карты-то заколдованные! – напомнил он, собирая колоду со своего плаща, который во время игры служил нам своеобразным покрывалом.
Неподалеку стояли две глиняные кружки с выпитым сбитнем, и карты лежали почему-то даже на них.
– Ты… ты…
– Я даже вина не прихватил, Люцина! – возмущенно заметил Ирий.
– Это почему же?
– Чтобы у тебя не было повода отказаться. А то я тебя знаю… Скажешь, подпоил. И моя победа сразу станет недействительной.
Я прикусила губу, задумчиво рассматривая друга и уплывая в воспоминания пятнадцатилетней давности. В тот момент, когда моя жизнь изменилась, и, не окажись рядом Ирия, не знаю, чтобы со мной стало.
Мне исполнилось пять, когда мы встретились. Я была любимой и единственной дочерью в семье лесоруба и ткачихи. Помню светлый просторный дом, где мы жили с мамой и папой и куда каждое утро заглядывало солнце. В нем всегда пахло свежим хлебом, тканью и деревом. Родные, любимые запахи, которые ничем не заменишь. А потом в одно мгновение все изменилось. В нашу деревню пришла чума. И моих родителей не стало. И люди, те немногие выжившие, ослепленные ужасом и страхом перед болезнью, сжигали дома, где царила смерть.
Из огня, в котором я оказалась, меня вытащил Ирий, сын менестреля, оказавшийся в наших краях. И я бы рада сказать, что Ирий со своим отцом выбрали неудачное время для посещения нашей деревни, но без них меня бы уже не было. Страх ослепляет людей, лишает воли. Особенно если это страх смерти.
Выяснив, что родных у меня не осталось, Ганс, отец Ирия, взял с собой странствовать. Чудесное это было время! Бесконечные дороги, по которым можно было просто идти и не думать, что ждет дальше. Полевые цветы, аромат которых дурманил голову. Пестрые бабочки и сине-зеленые стрекозы у рек, которыми я была готова любоваться вечность. И рядом – восьмилетний Ирий, ставший мне братом и другом, знавший безумно много сказок и готовый уберечь от любой беды.
Мы ходили из города в город. Ирий крутил шарманку и играл на лютне, я собирала в красную шапку монетки, которые платили люди, а Ганс… Ганс пел. Так, что птицы заслушивались, умолкали. Его голос звенел, словно чистая струна на ветру. И казалось, само время замирает, чтобы растянуть мгновения, а высшие силы на небесах становятся ближе. У Ганса был… талант. Хотя нет, это неподходящее слово. У отца Ирия был Дар. Он получил его от одной феи, в которую когда-то влюбился, и ждал часа, чтобы передать Ирию. Фея, кстати, оказалась ветреной и не ответила на чувства Ганса. Да и родившийся сын, не унаследовавший дара к магии, ей был не нужен. Странное, конечно, отношение к своему ребенку, неправильное. Но я уже знала, что в жизни случается и не такое.
Голос же, наделенный магией, спас Ганса и Ирия от голодной смерти. Ганс мог любого убедить в чем угодно. Правда, пользовался этим редко.
– Темное это дело, Люцина, – однажды сказал он, когда мы впервые остались без денег, и я предложила Гансу уговорить кого-нибудь отдать нам кошелек. – Душа от этого чернеет.