Я тебя придумала - стр. 101
Поговорить… об Олеге? Нет, я давно не могла о нём разговаривать. Даже с Игорем. Конечно, он всё знал. Узнавал потихоньку, уж за три с лишним года-то, рассказывая по чуть-чуть, я должна была воссоздать почти полную картину. Муж не заставлял меня вспоминать специально, никогда не задавал лишних вопросов, не лез слишком глубоко, туда, где подвывало от отчаяния, горя и чувства вины что-то маленькое и окровавленное.
— Нет, Рым, не стоит. Поверь, не нужно, — ответила я тихо.
Несколько секунд он молчал.
— Как хочешь, Линн.
Он уже поднялся с земли, чтобы уйти обратно, завернуться в одеяло и уснуть, как я вдруг сказала то, чего сама от себя не ожидала:
— Останься.
Глаза Рыма вспыхнули удивлением.
— Что?
— Останься. Пожалуйста. Побудь со мной. Просто побудь, и всё.
Орк поднял руку и осторожно провёл кончиками пальцев по моей щеке, всё ещё мокрой от выплаканных слёз.
— Мне холодно, Линн. Я не смогу долго быть рядом с тобой, этот туман… он, кажется, немного задержался в моих костях.
— Тогда иди сюда. Иди, Рым. Под моё одеяло.
Что я делаю? Безумие. И глаза его вспыхнули совершенно безумно.
Всё равно. Будь что будет. Не хочу быть одна, не могу. Странно, страшно, невыносимо. Со дня смерти Олега я чувствовала себя такой одинокой, будто в мире никто, кроме меня, больше не жил, но теперь чувствовала это особенно остро. Теперь, когда я осознала, что всё-таки действительно умерла для той жизни, и больше не увижу того единственного, ради кого хотела вернуться. Просто быть рядом и жить.
Рым положил меня себе на грудь, укутал нас обоих в одеяло почти так же, как это когда-то делал мой… нет, не думать! Хватит, не могу!
По лицу вновь потекли слёзы.
Руки Рыма сжали плечи, губы, коснувшись уха, прошептали:
— Не плачь, маленькая. Всё будет хорошо. Я обещаю.
Я застыла. А потом сжала кулаки, потому что память вновь угодливо подкинула одну из картинок моего прошлого.
Я болею, лежу на постели, трясясь от тошноты и озноба — так плохо мне ещё никогда не было. Перед глазами туман, комната плывёт и качается.
И только рука брата, сжимающая мою, не даёт мне провалиться в пугающую черноту, сдаться, отчаяться…
Я всхлипываю, потому что так устала бороться с этой странной, пугающей болезнью.
— Не плачь, маленькая. Всё будет хорошо. Я обещаю.
Я киваю, цепляясь за его голос, как за последнюю надежду, и чувствуя на своём лбу губы брата.
Я закрыла глаза, стараясь не отпускать это чудесное воспоминание — голос брата, прикосновение его губ, его рука, сжимающая мои пальцы. И прошептала, прижимаясь к Рыму:
— Можно, я тебе кое-что спою?