Я тебя испорчу - стр. 57
— Я в последний раз ела их в детстве. Еще с мамой и папой, — она откинулась на сидение и пригубила свой кофе. — Кажется, мне было девять. Может, чуть меньше.
— А потом что случилось?
— А потом случился Владимир... Он зациклен на правильном питании, на здоровье, на учебе и образовании. Весь такой правильный...
— Как так получилось, что он стал твоим опекуном, малышка? Почему именно он? Неужели больше некому было?
— Я сама его выбрала, — Света посмотрела на меня, и в ее взгляде читалось болезненное сожаление. — Он был другом моих родителей, часто бывал у нас дома. Я его хорошо знала... Когда приехали незнакомые люди, усадили меня на диван и сказали, что моих родителей больше нет...
— Свет, если ты не хочешь рассказывать, не надо. Я же понимаю, что это сложно.
— Сложно... — повторила она. — Сейчас уже нет. А тогда было сложно поверить. Моя беззаботная жизнь оборвалась в тот момент, когда они позвонили в дверь. Я была разбита и уничтожена. И мое детство тоже. А потом вслед за ними вошел Владимир. Единственный, кто был мне знаком. Единственный, кто из них обнимал меня и успокаивал как родную дочку... А потом мы с ним несколько раз ездили куда-то, я беседовала с психологами, еще с кем-то. А дальше была женщина в сером костюме. И она спрашивала, хочу ли я остаться с ним. Я отчетливо помню ее и этот момент. Она говорила, что у меня есть выбор: я могу жить с Владимиром, и он будет заботиться обо мне как отец. Или же меня отправят в дом, где много таких же детишек...
— А ты давно поняла, что у него на тебя планы? — я посмотрел на нее внимательно. Неужели ее опекун был таким извращенцем? — То есть, он растил себе жену с десяти лет? Я же правильно все понимаю?
— Фактически... да. Только я не знаю, когда у него стали появляться такие мысли.
— Свет, ты же понимаешь, что он больной на голову урод?
— Мои родители доверяли ему, Глеб. Я доверяла... А в какой момент произошли эти перемены, я не знаю. Я взрослела и начинала смотреть на него по-другому — более трезво, осознанно, что ли... Владимир часто был в разъездах, а у меня были няни. Но он все контролировал: что я ем, куда я хожу, как одеваюсь, как разговариваю, есть ли у меня мальчик, есть ли у меня парень — это уже когда я была постарше. У меня не было жизни, Глеб. Были контроль, запреты и учеба, много учебы и бесконечные секции. А у него были деньги моих родителей. Все его фирмы на мое имя, но я же... псих... а значит, я числюсь там только по документам. Все сделки, контракты — все от моего имени. Но я не имею к ним никакого отношения и уж тем более никакого «выхлопа».