Я сторожу собаку - стр. 3
Росляков (морщится). Как-то очень сложно, мадам. Не жрамши – не разберешься.
Инна Павловна. Ничего себе не жрамши. Тогда вы съели за обедом три курицы сразу… Так проголодались, ожидая его в порту… Была плохая погода… И самолеты летали абы как…
Затемнение полное, а потом сразу яркий вестибюль аэропорта. В нем мы видим Марусю и Катю.
Росляков (выходит на авансцену). Точно. Так все и было. Инна жарит куриц. Мы их съедим через два часа. А пока мы ждем… Все верно. И самолеты ходят абы как…
Возвращается к Марусе и Кате. Катя улыбается.
Катя. Какой он сейчас? Я его не видела с тех пор, как он стал москвичом… А может, и дольше…
Росляков. Он талантливый дурак. В двадцать с чем-то лет – лауреат, автор уникальной машины, в двадцать семь – главный конструктор крупнейшего в Европе завода, считай, фигура мирового масштаба. И после этого – уйти в клерки подписывать бумажки!
Катя. Но ведь это было повышение.
Росляков. Еще бы. Представь себе, учителя физики Константина Эдуардовича Циолковского в свое время крупно продвинули по службе. Какой подарок мировому прогрессу!
Маруся. А кого надо повышать? Бесталанных?
Росляков. Не знаю, не думал. Уверен только в одном: когда блестящий конструктор или литератор переквалифицируется в функционера по своему ведомству – это великая бесхозяйственность.
Катя. По-моему, ты все как-то упрощаешь.
Маруся (выкрикивает). Дядя Леша!
Убегает. Возвращается с Громовым. Тот смущен и обрадован.
Громов. Слушай, неужто это Маруська? (Обнимается с Росляковым.)
Росляков. Маруська, Маруська. Ты бы еще лет через пять приехал. Вот (представляет Громова Кате) Громов А Пэ, командированный ответственный работник, гордость и надежда нашего забытого им города, лауреат Государственной премии, член лотерейной комиссии в одна тысяча девятьсот шестьдесят девятом году. А это Катя, помнишь ее?
Громов. Знаете, как я вас запомнил? Мы с Витькой ругаемся до одури – по делу, по делу, конечно, – а вы входите. Красивая, необыкновенная, как из другого мира… Сколько лет тому? Десять?
Росляков. Ты привозил к нам французов.
Катя. Вы меня тогда выставили из комнаты… Это вы помните?
Громов. Не может быть!
Росляков. Может! Ты на нее отвлекался… И потому выгнал. Все правильно!
Все смеются.
Громов. Простите меня, дурака, за грехи моей молодости…
Катя (смеется). Простила.
Росляков. Теперь я понял, почему ты тогда наговорил кучу ерунды. Из-за нее. (Насмешливо.) Красивая, как из другого мира… А она, извините, из другой деревни. Ну ты и понес!..
Смеясь, все уходят.
Комната в доме Росляковых. Солнечно, празднично. Видимо, это от большого окна, украшенного светлой, почти прозрачной шторой. Ничего лишнего. От этого окно – не только яркое, но и, главное, доминирующее пятно в комнате. У окна