Я с тобой не дружу - стр. 18
На себя.
И вообще.
Я знала, какой Рэм, но ошибочно полагала, что между нами есть особенная связь, и он не поступит со мной так…
Больно. Все еще больно.
Тот поцелуй меня окрылил, мир показался наполненным волшебством, и я, перебирая в памяти каждое мгновение предновогоднего вечера, не сразу поняла, что что-то не так.
Спохватилась третьего января, что Рэм не звонит и не пишет.
С замиранием сердца написала сама и получила скупое сообщение, что они с друзьями закатились на горнолыжку, связь плохая, звонков не жди, они пробудут там дней десять.
И снова ни слуху, ни духу.
Я пыталась прекратить думать о Рэме, перестать изводить себя, убеждала себя, что это ничего не значит, но сделать вид, что ничего не произошло, не получалось. Ни притвориться, что поцелуя не было, ни закрыть глаза на то, что друг отдалился, не выходило.
За те десять дней я отощала на восемь килограмм.
Не могла ни есть, ни спать. Сессию сдавала на автомате.
Когда и после старого нового года, вернувшись в город, Рэм не объявился, мне стало совсем худо, но в универе на мой робкий вопрос, все ли в порядке, припертый к стенке, он ответил, что все нормуль, просто он замотался. Типа у Горелова какие-то траблы, нужно было поддержать друга.
Даже в кино позвал. С ним и с Даном.
И весь вечер с чего-то бесился. Такого паршивого похода в кинотеатр у меня не было давно. Я пыталась как-то разрядить обстановку, но напрасно. Рэм мрачнел с каждой минутой, постоянно уходил курить, отмалчивался…
И я уже решила, что так больше продолжаться не может. Нам надо поговорить.
Разве я что-то сделала не так?
Разве я вешалась на него? Хоть словом намекнула на что-то?
Разве не было бы честнее с его стороны, как-то объяснить, что происходит?
Я готова была разреветься.
Видя, что Рэм не в духе, Дан вызвался меня проводить и нарвался на такой ор, что я прифигела. И руки от нее убери, и рядом не стой, и он сам меня проводит.
Робкая надежда вновь подняла голову.
Может, ревнует?
В общем, сама дура.
То, что произошло возле подъезда, когда мы добрались до моего дома, должно было мне дать понять, что зря надеюсь, но я не захотела верить.
Доведя меня до двери, Рэм внезапно обнял меня крепко-крепко и попросил прощения. Не стал уточнять за что. Я, идиотка, подумала, что за испорченный вечер. И простила.
Дважды идиотка.
Надо было еще тогда послать его лесом. Никакого прощения Рэм не достоин.
Но самая задница началась, когда он стал вести себя, как собака на сене. То не звонит и не пишет, то зовет гулять. Я соглашаюсь, а Рэм приезжает бука-букой и молчит, только глазами сверлит. Потом пропадает на несколько дней.