«Я родился в России». Юрий Бернадский - стр. 39
Глава Капелька подлунного мира
В поэзии Бернадский – «божественная» капелька подлунного мира, великолепное творение Божьего мира, конспект мудрости и сердца и, как ребенок, искренний и чистый, а потому природная самость проливается в нем «вальтасаровским пиром», «лукулловой роскошью», потрясающим великолепием, роскошью и обворожительностью поэтического литого слога, в котором комфортно чувствуют себя и ноктюрн страданий, и сюита покаяния, и окисленный банальностью ум, и полет орлиной души; в котором крышей дома выступает свод небесный и в его хрустальный сосуд Бернадский наливает напиток прозрений, искушений и воспоминаний своего века, больного неверием и страстного не покоя:
Слово для Ю. Бернадского, как «мощный фактор пораженья» «обладать должно ударной силой». Жажда самовыражения, движения, самовозгорания. В нем – сила страсти пушкинского Алека, изгнанного из цыганского табора, и свод мольбы и душевных поисков лермонтовского Демона, и печаль Овидия, некогда изгнанного из Древнего Рима в заброшенные степи на черноморский берег.
Накал страстей, полных душевного огня – этого пьянящего шипящего словесного изобилия, – поневоле сам читатель начинает думать образами и выражаться стихами:
Бернадского невозможно повторить, «как невозможно поймать шапкой ветер или откусить зубами кусочек от весны». (Д. Померанцев) Его нужно принимать целиком. Или же не принимать вовсе – « Со мною рядом у костра ложится // Ночь, властвуя пока»
Контрастный, ироничный, протестный. Сильная, победительная поэтическая речь, как безудержный галопирующий клинч, на всём скаку врезающийся в постную унылую явь, ярмарку человеческого тщеславия, сбивающий её с ног и топчущий копытами своего «смысла» жизни, проникновенного и понятного – « За пазухой не прячу камень…»
Вновь взвинтивший накал страстей до страшного нерва и поставивший ребром проклятые вопросы принца датского: быть или не быть, любить или убить, простить и отпустить или же покорно умереть—уснуть: «Впадая в унынье… нет, не грешу, // А лишь наполняюсь печалью»
Цокающее стаккато каблуков – слов порождает нервную дрожь, такую тонкую и грустную, местами – до горечи. Весёлый – напоказ – стоицизм и сдержанная мужественная грусть и деликатная рассудительность, признающая константу бытия – «голые амбиции лучше пышных одежд уныния и богатой глупости» :