Я – Распутин. Сожженные мосты - стр. 3
– Чтобы не замылили в кабинетах… – ляпнул я.
Амнистия мне нужна была вот для чего. Партия зарегистрирована, есть массовое членство в виде иоаннитов, которых я всех поголовно загнал в «небесники», а заодно избирателями в местных куриях. Но нет «веса». Булгаков, Вернадский – вот и все, кто из крупняка согласился вступить. Толстой думает и пописывает статейки, капитана и прочее наше руководство – никто не знает. Нам нужны были «ледоколы». Известные общественные фигуры. Из сочувствующих. Но для этого им надо было что-то дать. А что? Я придумал амнистировать депутатов Первой Думы. Муромцева, Шаховского и прочих. После чего в качестве ответного жеста благодарности предложить избраться в Третью Думу от «небесников».
Тут одним выстрелом убивалось сразу несколько зайцев. Я отрывал лидеров мнений от трудовиков и социал-демократов. Получал в партию крупные фигуры, которые приведут за собой новых членов. Строил «защитную» стену. Пойди, разгони теперь «Небесную Россию», коли властям приспичит.
Перцов прочувствовал ситуацию, что меня сейчас пошлют, вынул блокнот:
– Для прессы, Петр Аркадьевич! Когда ожидается ответ?
– Мы в новой Думе целиком и полностью поддерживаем сию инициативу… – Булгаков тоже быстро сориентировался. – Я лично внесу резолюцию в Комитет по государственному устройству.
Народ навострил уши.
Столыпин заколебался, я кивнул на автограф царя. Это и решило дело.
– Через две недели дадим ответ. – Премьер почти выхватил у меня папку, быстрым шагом направился к автомобилю.
Капитан встретил каких-то знакомых и все-таки умотал в ресторацию, Булгаков вернулся к депутатам Думы, а я в задумчивости побрел к саням. Полость у них была поднята, я положил на нее записную книжку, вынул карандаш и вычеркнул задачу с «выборгскими». Взлетит, не взлетит – я сделал, что мог.
– …пьет в Великий пост, скоромное кушает… – с другой стороны саней беседовали Распопов с Евстолием-«приставом». Обсуждали меня.
– Еще его батюшка по питию был большой ходок… – Шурин чиркнул спичкой, потянуло табачным дымом. – Ефим Вилкин. Ямщиком был, в Саратовской губернии. Однажды так упился на станции Снежино, что даже не заметил, как выпрягли лошадей из оглобель, а почту на растопку пустили. Дело подсудное! Сел Ефим в тюрьму, а как вышел, смазал лыжи салом и отправился в Тобольск с семьей. Но жене поклялся, что в рот хмельного больше не возьмет. И первое время правда не пил. За то был выбран у нас поперву в церковные старосты, а потом и вовсе в волостные старшины.
– Вона как! – протянул Евстолий. – Так это щитай жизнь удалась?