Я приду, когда будет хорошая погода - стр. 26
Выйдя из аптеки, Хэвон остановилась на перекрестке. Через дорогу виднелся знакомый зеленый логотип Starbucks.
Устроившись у окна на втором этаже, Хэвон перекусила ланчем с сэндвичем и выпила лекарство от простуды. Местное заведение ничем не отличалось от других сетевых: везде была схожая атмосфера. Достав из экосумки карандаш и альбом для рисования, она развернула его. Солнечный свет падал через окно прямо на белую бумагу, делая ее ослепительно яркой. Что бы нарисовать… Она хотела изобразить так много вещей. Кончики пальцев дрожали в предвкушении… Что же нарисовать в первую очередь?.. Кажется, это и называется страхом чистого листа.
Посетители кафе были заняты своими ноутбуками и планшетами. Видно, все были поглощены делами, одна она замерла, не в силах сосредоточиться. Схватив телефон, она набрала текст.
«Тетя, у тебя болят глаза?»
Через некоторое время пришел ответ.
«О чем ты?»
«Я зашла в аптеку “Ханим”, и фармацевт спросила меня о состоянии твоих глаз».
Ответа не было. Она хотела уже отложить телефон, как выскочило сообщение.
«У меня была инфекция, поэтому я капала глазные капли. Когда-нибудь станет лучше».
От этих слов ее бросило в дрожь. Хэвон больше ни о чем не спрашивала. Ей казалось, что и ей, и тете нужно время.
Карандашом она неосознанно нарисовала контур скорлупы большого грецкого ореха. Затем нарисовала уходящую вниз лестницу, а над ней добавила окно. Если бы существовала книжка с картинками под названием «Ореховый дом», там были бы именно такие иллюстрации, но эта идея уже так не будоражила ее: она давно перестала быть ребенком. Здесь был родной город ее матери и тети, но это не был родной город Хэвон. И дом по-прежнему являлся домом ее тети, а она в нем всего лишь гостья.
Когда она видела сны… Если во сне она видела дом, то это был старый дом в Сеуле. Во сне, когда Хэвон была одна или с кем-то, хорошим или плохим, всегда появлялся старый дом. На крыше были качели, над воротами росли глицинии, а забор был расколот на мелкие кусочки.
Было начало лета с освежающим запахом дождя. На углу улицы собрались и шептались люди. Там стояла и гудела полицейская машина, а стена дома была разбита, обнажив цемент. На капоте знакомой машины была большая вмятина, как будто она врезалась в забор. Повсюду были разбросаны лозы глицинии и были хорошо заметны лежащие на земле окровавленные рабочие перчатки.
Что, если бы она до конца утверждала, что это был несчастный случай? Мама могла бы настаивать на этом, но она не стала объясняться или оправдываться. Она заявляла, что не специально ускорилась в направлении своего мужа, но, очевидно, это было и не случайно. По ее словам, он знал, что неизбежно получил бы увечья. Он будто был намерен покончить с собой. Маму приговорили к семи годам тюрьмы.