«Я поведу тебя в музей…» Истории, рассказанные музейщиками России - стр. 22
Далее мы прошли в загадочную музыкальную комнату со сводчатым потолком, рассчитанную на небольшое количество гостей. Как оказалось, интерьер здесь в точности повторяет обстановку готической капеллы в одном из старинных соборов немецкого города Аахена. Великий князь очень любил немецкую готическую архитектуру. Стены комнаты когда-то покрывала тисненая кожа, а теперь это лишь золотистые узоры на синем фоне.
Рабочий кабинет Константина Константиновича с маленькой потайной молельней за одним из стеллажей, несмотря на изысканность, произвел впечатление уютной обители, служащей не только для творческой работы, но и для духовного уединения. Даже ореховый кабинет, предназначенный для приема официальных делегаций, больше походил на гостиную, располагающую к дружеским беседам у камина.
Известно, что в личные покои допускались только самые близкие: князь не любил парадного блеска и мишуры, а литературное творчество в те времена считалось неприемлемым занятием для царственной особы. Удивительно было находиться в этих комнатах, где в свое время побывали не только молодые поэты и художники, которым покровительствовал К. Р., но и Достоевский, Гончаров, Чайковский.
Какая насыщенная литературная и музыкальная жизнь протекала в этих изысканных, но по-домашнему теплых покоях! Все предметы словно оживали в рассказах экскурсовода, наполняясь движением: горел огонь в камине, перо выводило вязь поэтических строк, шелестели страницы старинных книг, пели клавиши рояля, велись неспешные дружеские беседы и горячие литературные споры. Конечно, примечателен тот факт, что и скончался Константин Константинович в одном из этих покоев – на небольшом диванчике в личной комнате, появившейся позже остальных – в 1912 году. Наверное, это еще одна причина, почему комнаты, несмотря на все перипетии времени, сохранили живой и немного мистический отпечаток.
В итоге сравнительно недолгая, но необычная экскурсия не только познакомила меня с незаурядной и в некотором роде таинственной личностью К. Р., но и полностью изменила мое прежнее мнение о музеях.
Как представитель царской семьи, чья жизнь с рождения положена на алтарь государственных интересов, может быть тонкой художественной натурой, предпочитающей парадным залам домашний уют, так и музей – отнюдь не только средоточие сухих научных фактов и безжизненных экспонатов. Я поняла, что, несмотря на великолепие и ослепительную роскошь крупнейших мировых сокровищниц, такие «домашние» музеи-квартиры мне гораздо ближе. Ведь они словно хранят частичку души их обитателей. Кажется, и после смерти Великого князя его образ продолжает покровительствовать творческим натурам, благословляя на дальнейшее развитие тех, кому посчастливилось побывать у него в гостях.