Я подарю тебе крылья - стр. 19
– Роф, что происходит?
Парень хмурится, продолжая вглядываться моё лицо. До меня доходит, что вопрос не понят.
– Я странно себя чувствую, и лан Карим, он… ушёл. – От осознания последнего почему-то горло сжимается.
– Лания Талиша, вы очень бледны. Давайте я покормлю вас и позову лана Караха.
При слове «покормлю» глаза опускаются на лепёшку, а перед внутренним взором длинные пальцы, отламывающие кусочек от неё, слишком маленький, чтобы я избежала касания этих самых пальцев губами. Но Роф взял вилку и ею отломил следующий кусочек, макнул его в очередную пиалу и предложил мне. Я с трудом выдохнула, унимая сердцебиение, и принялась за завтрак, отгоняя ненужные сейчас мысли.
Пришедший Карах осматривает меня, прощупывает пульс, кивает своим мыслям. Что-то объясняет, кажется, я киваю, отвечаю невпопад. В мыслях вновь всплывают янтарные глаза со стремительно расширяющимся зрачком. Он хмурится, поворачивается к Рофу, даёт ему какие-то инструкции и склянку с зелёной жидкостью. Моих губ касается кружка, пахнущая зельем, я послушно делаю несколько глотков. Роф что-то говорит, а я по-прежнему не могу избавиться от вспышками возникающих в мозгу картинок: вот он смотрит на меня здоровенный, страшный, и глаза его горят янтарём, как будто перечёркнутым посередине совсем узким зрачком, там, на палубе, а я не в состоянии пошевелиться от ужаса. Вот эти же глаза смотрят на меня, но зрачок уже чуть расширен, и я по-прежнему боюсь, но уже чувствую его беспокойство за меня. Его широкая спина с распахнутыми крыльями… Наверное, в этот момент страх к мужчине окончательно уступил место интересу. А сегодня…
В растерянности опустила глаза на ладони, которыми занимался Роф, пока я находилась в лабиринте своих мыслей. Он уже снял слой мази вместе с коркой, под которой нарастала тонкая розовая кожица, чем-то промыл и вновь принялся мазать ладони.
– Как быстро они зажили! Может, уже не стоит мазать? – улыбнулась я парню.
– Лан Карах говорил, что надо потерпеть до завтра. Но вы не услышали, потому что витали где-то далеко отсюда. – Парень вернул мне улыбку, и плечи его расслабленно опустились. – Лания Талиша, не пугайте нас больше так… Лан Карим сделал что-то, что вас насторожило? – спросил спустя пару секунд.
– Скорее, меня напугала моя реакция на него, – задумчиво ответила я и вдруг зевнула.
– Вы выпили успокаивающего зелья. Поспите, лания. – Мне помогли лечь, и мои глаза послушно закрылись.
– Роф, Карим совсем не поел, – проговорила я, проваливаясь в объятья Морфея.
Роф улыбнулся. Он был прав, светлоокая Марания не оставляет свою подопечную. Вот и сердце его хозяина растаяло, утонув в серо-голубых глазах этой девушки. И его друг лан Карах почти успокоился, глядя на то, как жёсткий, неприступный глава ветви теряется в присутствии маленькой человеческой женщины. Как в его глазах загорается не привычное уже вожделение, а нечто большее, тёплое и чистое. Роф и сам видел это, когда столкнулся с хозяином в коридоре. Девушка не знает, что происходит с ней, а отважный сильный воин не знает, что происходит с ним. Губы парня снова растянулись в улыбке, вот так рождается любовь. Он вытащил из маленького сундучка, предназначенного для личных вещей раба, тетрадку, уже наполовину исписанную. Его дневник, он завёл его, когда впервые столкнулся с подлостью. Тогда ему некому было излить душу, поделиться горечью и обидой на весь мир, все относились к нему как к недочеловеку. Но разве его вина, что он появился на свет вот такой, с довольно красивым лицом и деформированными половыми органами. Парень потёр грудь, иногда он чувствовал, как что-то давит изнутри, особенно при подобных воспоминаниях. Когда Роф попал в родовой замок Карима, женщины, буквально все подряд, строили ему глазки и обижались, не встретив ответной реакции. А потом первой же ночью любимая рабыня господина – Шуарин – пришла в его комнату, она танцевала для него, а парень лишь безразлично смотрел и ждал, когда женщина наконец удалится. Она ушла оскорблённая до глубины души, а едва рассвело, двое стражников вытащили его прямо из постели и, избивая по дороге, поволокли в подвал, где уже ждал господин. Тот сделал знак стражникам, руки и ноги парня привязали к вбитым в стену кольцам. Никто не сказал ни слова, у него ничего не спрашивали, только его новый хозяин яростно сверкал глазами. Роф тоже молчал, в родном койе его учили, что господин сам должен начать разговор. Старый наставник, тот, который учил детей грамоте, не уставал повторять наставления о верности и преданности к тому, чьё клеймо украшает плечо раба. И Роф ждал, когда ему зададут хотя бы один вопрос. Он вскинул удивлённый взгляд на лана Карима, когда с него принялись срывать одежду. А едва он остался обнажённым, лан Карим приблизился, изучая то место, где должно быть достоинство любого мужчины, и нахмурился.