Я никогда не - стр. 7

мать не научила меня альтернативе. Карим скромно прибрал к себе ногу, как будто оторванная ткань могла вернуться на место. Он молча пялился на огромную дыру, образовавшуюся между моим поясом и бедром. Меня затрясло от бессильной ярости, когда сердце долбится внутри, как колокол в котельной при гибели «Титаника».

– Кора, прости, – Карим приподнял ткань, пытаясь присобачить ее обратно, но она снова эффектно упала. – Его можно будет зашить?

Я не стала ему отвечать.

Я стояла на крыльце ресторана уже час и с мазохистским удовольствием мерзла. Платье стоило две тысячи долларов, но я обиделась на все двенадцать. Ко мне то и дело прибегала Анеля., к подкладке своей сумочки она прикрепила не меньше пяти английских булавок от сглаза – Анеля не побоялась выдвинуться безоружной против сотен глазливых гостей и отдала все булавки мне, чтобы я хоть как-то прикрыла свое большое бедро. Один раз, с недостаточным раскаянием в глазах, ко мне подошел Карим. Он накинул мне на плечи свой пиджак – шелковая подкладка была приятно теплой от его тела и пахла гипнотически тяжелыми духами.

– Кора, я знаю, что в твоем ателье не получится восстановить платье, но у меня есть знакомая…

– Я надеюсь, вы оба разоритесь, и ты, и твоя знакомая, или молния в вас ударит, или, что еще хуже, вы съедите испорченные гребешки под сливочным соусом, за которые ты втридорога заплатишь в дорогом рыбном ресторане, и ты три часа кряду будешь рвать рыбой, пока тебе не покажется, что даже стенки твоего желудка превратились в рыбу, и что их ты тоже должен вырвать.

– Я бы мог купить тебе новое платье…

– … но ты жмот и не можешь…

– Но мне кажется, оно разошлось по шву, и его легко можно зашить. Кора, мне ужасно жаль, но я думаю, ты драматизируешь.

– Ты же всего лишь порвал мое впервые надетое платье, а я даже сфотографироваться в нем не успела.

Я видела, что ему совестно – его обманчиво благородное лицо опечалилось.

– Иди, – сказала я, – я скоро вернусь в зал.

Прошло еще минут пять, я услышала, что внутри начался второй стол. Я вроде бы успокоилась и собиралась возвращаться, но тут на крыльце появилась Бахти со странным, потерянным выражением. Она несколько секунд подбирала слова, а потом сказала:

– Бота говорит, я ее позорю.

Бахти так и не надела пиджак после танцев, она стояла против света в белой рубашке, и ее тонкая фигурка казалась смешной, как у подростка.

– Мы танцевали, и было весело, и все снимали нас на телефоны, и я на секунду отошла от танцпола, чтобы выпить воды – тут возникает Бота, хватает меня за руку и тащит в сторону. Она мне все ухо заплевала. Ты же знаешь, что Бота не умеет шептать? Так вот Бота не умеет шептать, у нее что-то ужасное с дикцией, как по мне – лучше б они ей логопеда вовремя наняли, чем в Египет каждый год возить, она там небось и приобрела эту желтую чернявость.