Я никогда не - стр. 30

Я точно знала, как проявит себя изделие, когда отправится к хозяйке: получая образцы тканей, я стирала небольшие куски разными составами в воде разной температуры и гладила тоже по-разному. Конечно, материалы приходили с описанием, но производители, из осторожности, везде указывали одно и то же: с этой тканью ничего делать нельзя, и все нужно было проверять самой. Я заказывала сначала образцы, воздействовала на них, а потом – основную партию уже проверенных. Это выходило значительно дороже, чем покупать их сразу, но я терпеть не могу, когда дорогие вещи оказываются одноразовыми или жутко сложными в уходе, с которыми справилась бы только высококлассная камеристка.

Я закончила ужасно милый заказ, пижамку, которую я про себя звала страусиной – шорты состояли из рядов рюшек, и пошла домой. С неба капало что-то невнятное, непонятно, стоило ли радоваться, что дождь прибьет пыль, или дождевые капли оставят на стекле дополнительные пятна. Мы должны были съездить с Юном на базар – каждую неделю кто-нибудь из ребят ездил со мной за продуктами, что было более чем честно, учитывая мою готовку. Золотистая Камри Юна остановилась возле моего подъезда, и я увидела, что переднее сидение занято женщиной лет шестидесяти.

– Это моя мама, – представил нас Юн, когда я села на заднее, – Ангелина Владимировна.

– Очень приятно, – я улыбнулась его маме.

Мне казалось, что мама Юна должна быть такой же блондинкой, как он, но, должно быть, Юн пошел в какую-нибудь бабушку. У Ангелины Владимировны была каштановая химия на голове и ярко накрашенные, с четким контуром губы бантиком – я давно не видела таких женщин, они растворились где-то в середине девяностых, женщины с тонкими бровями, в красных брюках в шотландскую клетку.

– Было бы сухо, – сказала Ангелина Владимировна, положив две клетчатые сумки возле меня, – я бы сама пошла. А так в одной руке зонт, в другой сумка, куда что девать.

– Кора, ты не закрыла дверь, – Юн плохо скрывал раздражение, – хлопни посильнее.

– То говорил: не хлопай, – прокомментировала его мама, – то теперь наоборот.

– Вот если бы Вы двенадцать лет ею не хлопали, сейчас бы ее не клинило.

Мое представление о Юне перевернулось. До этого момента, когда Юн уходил восвояси, он не то чтобы хранился в белом пространстве без запахов и четкого понимания, где пол, а где стены, но спроси у меня, какая у Юна мама, как он вообще живет, я бы представила себе довольно высокую женщину со светлыми волосами, подобранными в аккуратный узел, немного стервозную, но не слишком, и представила бы обычную квартиру, в которой Юн и его мама сталкиваются мало. Я бы представила ее хорошую косметику на полочках и его Пако Рабанн в его комнате, возле авиаторов и ключей от машины. Но теперь я понимала, что это не так: духи Рабанн и авиаторы лежат все так же, но есть Ангелина Владимировна, не желающая ничего выбрасывать, то и дело дергающая Юна, есть мнимо абрикосовый запах ее крема для рук, телепередачи, которые она ставит на всю громкость вечером, новости, которые она пересказывает с утра.