Я не такая. Девчонка рассказывает, чему она «научилась» - стр. 16
На родительских собраниях учительница говорила папе и маме, что я настроена «враждебно по отношению к технике». Очень жаль, что я не желаю «принимать новые технологии в классе». Когда мама заявила, что скоро компьютер появится у нас дома, я ушла к себе в комнату, включила маленький черно-белый телевизор, который купила когда-то на барахолке, и отказывалась выходить в течение часа.
И вот однажды вечером, когда я уже вернулась из школы, его привезли: компьютер Apple и монитор размером с коробку, в каких перевозят вещи. Длинноволосый парень установил его, научил маму пользоваться дисководом и предложил показать мне «предустановленные» игры. Я помотала головой: «Нет. Не надо».
Но компьютер, поселившийся посреди гостиной и издававший легкое гудение, притягивал к себе как магнит. Я наблюдала, как няня помогает сестре играть в «Орегонский путь» (в итоге все ее виртуальное семейство умерло от дизентерии, не достигнув брода), а мама набирает текст в Wo r d указательными пальцами: «Не хочешь попробовать?»
Искушение было слишком велико. Мне захотелось попробовать, понять, из-за чего шум. Но мне не хотелось притворяться. Я уже отказалась от вегетарианства и во время ланча со стыдом призналась девочкам, что у меня сэндвич с тофу и прошутто. Надо быть честной перед самой собой. Хватит перестраивать свою индивидуальность. А ненависть к компьютерам – часть моей индивидуальности. Улучив момент, когда горизонт был чист (мама разбирала свою обувь в спальне), я прошла в гостиную, села на холодный металлический офисный стул и медленно поднесла палец к кнопке «пуск». Послушала гудение и урчание загружающегося компьютера. И меня окрылило сознание того, что я переступила черту.
В пятом классе у всех нас появились виртуальные имена. Мы обменивались сообщениями друг с другом, а также заходили в чаты – сетевые посиделки с названиями типа «Тусовка тинейджеров» и «Место для друзей». Мне потребовалось некоторое время, чтобы переварить идею анонимности. Я не вижу людей, которые не видят меня. Я видна и не видна. Мы с Кэти Померанц придумали себе одного персонажа на двоих – четырнадцатилетнюю модель по имени Мэрайя. У нее были развевающиеся черные волосы, второй размер груди и широчайший набор смайликов. Сознавая необычайную силу Мэрайи, мы заманивали мальчиков описанием ее красоты, популярности и жажды любви, а также большими доходами. Мы печатали по очереди и хихикали, упиваясь своей властью. Как-то мы попросили мальчика из Делавэра прочитать название бренда на ярлычке его джинсов. «Это „ранглеры“, – написал он. – Мама в „Волмарте“ купила». Возбужденные своим успехом, мы вышли из чата.