Я (не) хочу - стр. 13
Впервые он сделал что-то такое, за что папаша готов был его разорвать на мелкие кусочки.
– Все в зале слышали обратное, – рукой с пистолетом Свободин обвел зал.
Тимофей вроде бы и не угрожал, но все видели на чьей стороне сила.
– Я рассчитаюсь за него, – прорычал Хмельной. Ему безусловно было жалко денег. Миллион огромная сумма, но выглядеть слабаком и неудачником в глазах сотен гостей он себе позволить не мог.
– Поздно, батенька, сынок у тебя большой мальчик и сам решил свои проблемы, – рассмеялся Тимофей.
– Ты отсюда никуда не уйдешь, – с нажимом произнес Хмельной. – Мои ребята…, – мужчина обвел глазами зал, заинтересованные лица людей и поправил себя, – мои гости не дадут тебе подобное сделать.
Я не сомневалась, что у всех охранников Хмельного под пиджаками имелось оружие, только они не имели право его показывать, в отличие от Свободина. Свободно размахивающего пистолетом.
Он неубиваемый что ли или просто дурной?
Да завтра весь город будет знать что произошло на свадьбе. За ним начнут охотиться, как за диким зверем. У Хмельного все куплено. Все менты подвязаны. Все судьи в кармане. К нему прокурор города ходит на поклон.
– Неужели ты считаешь, что я не предусмотрел ничего подобного? – рассмеялся Тимофей. – Как думаешь, а с чего вдруг случилась драка на стоянке машин? И по какой такой причине она переросла во что-то большее? – ухмыльнулся.
Я не знала на что конкретно намекал Свободин, но то, о чем он говорил, отражалось в глазах Хмельного. Он бесился. Со страшной силой бесился. Хоть и старался не показать этого.
– Тронешь меня или кого-нибудь из моих людей и в переулке Благодатном взлетит на воздух один непримечательный с виду объект. Хочешь проверим что в нем в конечном счете останется? – игриво спросил Тимофей.
Хмельной побелел. Глаза мужчины стали размером с огромные блюдца.
– Ты не посмеешь.
– Еще как посмею. Хочешь сохранить его в целости и сохранности? Вижу, что хочешь. Тогда приказывай своим людям… гостям, прошу прощения, не отсвечивать. И не мешать мне.
На Хмельного было страшно смотреть. Он сопел. Пыхтел. Готовился рвать и метать. Но не мог.
Что-то его останавливало. Нечто настолько важное, что он готов поступиться своей гордыней, своими принципами лишь бы сохранить в целости и сохранности что-то действительно важное для него.
– Уматывай! – рявкнул Хмельной.
– Пошли, – бросил мне Свободин.
Я с надеждой посмотрела на свекра. Если кто и мог что-то сделать в этой ситуации, только он.
Мужчина сделал вид, что не видит моего призывного взгляда. Он, судя по всему, был занят своими думами.