Я не ангел - стр. 25

Нина слушала, прикрыв рот ладонью, и часто кивала головой:

– Да-да, конечно… я сейчас… вам, может, валерьянки?

– Коньяк лучше…

Осторожно, как с больного ребенка, Нина сняла с меня шубу, принесла бокал, в котором на дне плескался коньяк, и взялась за телефон. Наверняка клиент сейчас разозлится, но я внезапно поняла, что не смогу никуда ехать, не смогу ничего говорить и толку от меня никакого не будет. А Димочка в курсе, он сумеет представить интересы клиента не хуже меня.

Я на какое-то время выпала из окружающей реальности, ничего не слышала и не видела. Три больших глотка коньяка дали о себе знать – в голове закружилось, зашумело, руки и ноги сделались горячими и ватными. Сейчас бы прилечь, закрыть глаза… а когда я проснусь, окажется, что ничего не случилось, и Сергей жив, и в суд я сама еду… Если бы…

– Варвара Валерьевна, я мужу вашему позвонила, он уже едет, – вплыл откуда-то голос Ниночки, – сейчас домой вас заберет, поспите…

Я открыла глаза и не сразу поняла, где нахожусь, – оказывается, на самом деле уснула, чем испугала секретаршу.

– Вы вся бледная сделались, а руки ледяные просто, – рассказывала она, присев на край диванчика. Надо же, а я не почувствовала прикосновений. – Я с вас сапоги сняла, уложила, а вы даже не проснулись.

Я перевела взгляд на ноги – они были укрыты шубой, а сапоги действительно лежали на полу возле ножки дивана. Ничего себе, как на меня подействовало это происшествие… Совсем нервы ни к черту, так не годится. Еще и Светик приедет… и театр вечером…

Муж ворвался в офис в расстегнутой дубленке, взмыленный и напуганный одновременно:

– Варенька! Что случилось, что тут за ужасы?

Я уже окончательно пришла в себя, хотя по-прежнему полулежала на диване, укрытая шубой. Нина что-то печатала, изредка бросая в мою сторону осторожные внимательные взгляды – видимо, боялась, что работодательница ненароком отдаст концы. Но мне на самом деле стало немного лучше, только в ушах по-прежнему шумело от коньяка. Я крайне редко пила крепкие напитки, и сегодня случай был исключительный.

Светик сел рядом со мной, взял за руки и с тревогой заглянул в глаза:

– Варенька, с тобой все в порядке? Как ты себя чувствуешь?

– Лучше, чем Сергей, если ты об этом. – Муж раздражал меня своими вопросами, и, хотя я понимала, что он не виноват, справиться с собой не могла. – Что ты дурацкие вопросы задаешь? – И осеклась, вспомнив о замершей у компьютера секретарше. – Поедем домой, там все расскажу.

Светик засуетился, помог мне обуться, подал шубу. Я видела, что от него не укрылось отсутствие пуговиц на блузке под расстегнутым пиджаком, но знала, что он никогда не опустится до расспросов и подозрений – просто потому, что побоится услышать правду. Он никогда не хотел ее знать, хотя, подозреваю, всегда чувствовал, что я изменяю ему. Но он предпочитал много лет закрывать на это глаза, чтобы не потерять меня насовсем, окончательно. Мой муж вел себя со мной как с блудливой уличной кошкой, хотя никогда вслух не признавался: он меня любил, жалел, грел и кормил, а еще радовался, когда домой приползала. Могла бы этого не делать, и Светик знал об этом не хуже меня.