Я научу тебя быть моей - стр. 7
3. Глава 2
Орландо
Есть одна тонкая черта. И я намерен перешагнуть ее уже сейчас, в следующий момент.
Мне плевать на то, что еще рано. Что моя будущая добыча еще не сломлена, не напугана, не доведена до отчаяния, оттого я рискую получить не ее покорность, а отторжение.
Я давно забыл, что такое сантименты. Я ломал многих, не испытывая никаких угрызений совести. Но с Альбертой Танчини все мои прежние принципы вылетают в трубу. И я не могу найти этому пояснения.
И вот она так близко. Нет разделяющего нас расстояния. Я второй раз в жизни смотрю в ее лицо так близко, втайне надеясь увидеть в больших перепуганных глазах узнавание. А если я увижу в них радость от встречи… Сложно сказать, к чему это приведет.
Я либо отменю свое жестокое распоряжение загнать малышку Альбу в тупик, либо потеряю над собой контроль и присвою ее на самых жестоких условиях. Раньше осуждал Моретти, заявившего права на дочь comare Моники. А сейчас понимаю, что в шаге от того, чтобы также выпустить своего голодного зверя.
Крик за спиной. Хмурюсь. Он вырывает меня из дурмана, вызванного созерцанием испуганного личика самой желанной женщины в мире.
Этого альфонса, у которого кроме танцевальной школы за плечами и трусливой душонки нет и никогда не будет ничего другого, нашли парни Энцио Рикконе. Когда я сказал, припугнуть Альбу якобы обнаруженными у нее в суме наркотиками, я не имел в виду, что при этом надо облизываться и уезжать со слащавым отбросом. Оттого мне его не то что не жаль – нет, жалость вообще несвойственное мне качество. Я сам лично позабочусь, чтобы ему отбили пару жизненно важных органов, опустили в камере, а там, если не успокоюсь – чтобы еще и посадили минимум на пять лет.
Ты трогал своими слюнявыми губами ту, что предназначена мне. Такого не прощают.
Видимо, все это читается на моем лице. И Альберта бледнеет. От ее слез меня прошибает волной болезненного эмоционального тока. Я знаю, что она далеко не супергерл с несгибаемым бесстрашным характером, но все ранво, ее слезы становятся для меня неожиданностью. И царапают в солнечном сплетении отнюдь не волной темного возбуждения.
Они будят во мне то, что я так долго в себе отрицал и убивал.
- Синьорина Танчини, с вами все в порядке?
Вряд ли она узнает меня в таком состоянии. И уж тем более не вспомнит мой голос. Моя внешность изменилась. И у моему сожалению, мы не дошл до той части, что оставила бы в ее памяти отпечаток.
Она молчит. Как будто начинает понимать, что все происходящее – неправильно. Что полиция действует по моей указке. Что знали. Кого арестовать. И я не хочу давать ей возможность опомниться.