Я нарисую симфонию неба - стр. 35

Стас с упоением объясняет маме, почему «си» – блекло розовая, а «фа» – всегда довольная, с хитрой лисьей мордочкой. Как в сказке про зайку.

Мама подходит к фортепиано, садится, разворачивает Стаса спиной к себе и начинает играть по одному звуку, вразнобой.

В голове у Стаса пляшет радостный хоровод, а в глазах рябит от быстрой смены цветных пятен.

Мама поднимает голову и тихо говорит отцу, стоящему в дверях:

– Это невероятно. У него абсолютный слух.

Отец улыбается. Пожимает плечами и разводит руки в стороны, а Стас пугается, словно у него нашли неизлечимую болезнь, начинает всхлипывать и косится на маму. Она бережно притягивает к себе, обнимает и целует в висок. Стас прижимается к ее воротничку, вдыхает фиалковый запах, и ему снова хорошо…

– Доктор, он очнулся! – знакомый раскатистый баритон.

Хлопнула дверь. Шаги. Стас с трудом разомкнул веки. Белый потолок, белые стены. Едко пахнет лекарствами. Монотонное пиканье. Грудь облепили электроды. Он попробовал встать, и тут же получил сильный болезненный пинок в затылок. В голове словно перекатывался тяжелый шар с острыми шипами, а перед глазами плавали червячки. Яркий пучок света ослепил. Стас застонал.

– Вы меня слышите? – проявилось и приблизилось размытое пятно. Запястье сжали.

– Ты с нами, дружище?

«Вадим».

Стас снова попытался поднять голову, но к горлу подкатила тошнота. Сердце принялось отбивать барабанную дробь. Свело скулы. Появилась ноющая тупая боль в грудине.

– Лежите, молодой человек, – расплывчатая фигура у стены оформилась в лысого плотного старика с коротко стриженной бородкой, выпуклыми, как у рыбы, глазами, строго глядящими поверх очков.