Я, Легионер - стр. 45
Офицер-афганец не зря пользовался уважением своих соотечественников. Казалось, он только что окончил свою утреннюю пробежку и спокойно стоял на месте. Все-таки я гордился собой, так как был на пятом месте, но не был единственным на пятом месте, рядом со мной был третий поляк – Янчак, чья улыбка говорила, что он доволен достигнутым. Впервые я увидел Фудзисаву улыбающимся, а также и его обнадеживающие жесты, которым он хотел объяснить мне, что мы все выполнили нормативы. Радостные эмоции снова наполнили мое сердце, и силы, казалось, внезапно вернулись ко мне. Я оглянулся, чтобы посмотреть, что случилось с другими кандидатами. Я сразу понял, что все они боролись как настоящие мужчины и были лишь в метрах двадцати позади меня и Янчака. Ближе к нам были Эрвин и Карл. За пять метров от них, позади, был американец Форд, а десятью метрами дальше были Феррари, Пулаж и Мамаду.
Старший сержант нас снова и построил и совершенно спокойным голосом сказал, что мы покрыли все нормативы. Даже Пулаж и Мамаду, которые были последними, почувствовали себя чемпионами.
На обратном пути к части я бежал рядом с Фудзисавой, который почувствовал, что мои силы иссякли за последние секунды теста. Японец подбадривал меня жестами и на ломаном французском говорил: «Казармах рядом». Я почувствовал Фудзисаву близким другом и точно так же, кивком головы, ответил, что я благодарен ему за моральную поддержку.
Перед ротой кандидатов в добровольцы какой-то главный сержант объяснил нам, что у нас есть только пятнадцать минут искупаться, переодеться и постираться. А потом нас ожидал экзамен, отражающий наш интеллектуальный уровень.
Под холодной водой душа, я вспомнил о простуде, и боль в горле проколола меня снова. Времени было в обрез, я знал, что прошел через самое тяжелое испытание, и не собирался сдаваться в последнюю минуту. В этот день решалась моя судьба. Я был готов к экзамену, и до того как услышал свисток дежурного ефрейтора, который собирал нас, я задумался, будут ли на японском вопросы для Фудзисавы. В зале, где проводился экзамен, я понял, что в очередной раз решающим фактором будет время. У нас было только пять минут, а нужно было ответить на семьдесят вопросов. Хотя большинство из них не были сложными, но времени было в обрез, а в спешке было легко ошибиться. Албанец Пулаж встал и объяснил, что он не умеет ни читать, ни писать по-французски. До сих пор его считали французкоговорящим, и капралы дали ему тест на французском. Ефрейтор объяснил, что нет теста на албанском, и предложил отвечать по-русски или по-английски. Но Пулаж запротестовал, приводя в пример Фудзисаву, чьи тесты были на японском. Его возражение не было принято, его удалили из зала и в тот же вечер он вернулся к албанским нелегалам на стройках в Марселе, откуда пришел. Мой тест был на русском, но я не собирался жаловаться. Я знал, что русские и болгары для большинства легионеров были одним и тем же, так как мы пишем на кириллице. Русский язык не был помехой, в последнее время я часто практиковал его с помощью моих друзей из России.