Я – легенда (сборник) - стр. 42
В качестве предварительной гипотезы он, за неимением лучшего, избрал предположение, что все дело в крови. По крайней мере, теперь у него была отправная точка. Следовательно, задача номер один – почитать книги о крови.
В библиотеке царила абсолютная тишина. Ее нарушал лишь стук его каблуков, пока он шел по коридору второго этажа. На улице иногда шумят птицы, а если даже нет птиц, всегда что-нибудь да слышишь. Удивительно, но на открытом воздухе никогда не бывает такого мертвенного безмолвия, как в помещениях.
Особенно здесь, в этом гигантском, сложенном из серого камня здании, хранящем литературу мертвецов со всего мира.
«Возможно, потому, что вокруг меня стены, – подумал он, – какая-нибудь чисто психологическая фобия».
Но от знания причин легче не становилось. На свете не осталось психиатров, которые нашептали бы ему в уши о беспочвенных неврозах и слуховых галлюцинациях. Последний человек на земле накрепко увяз в своих кошмарах.
Невилл вошел в Научный зал.
Это была комната с высоким потолком и большими окнами. Напротив дверей стояла конторка, где регистрировали выдаваемые книги в те дни, когда книги еще выдавали и регистрировали.
Он замешкался, оглядывая безмолвную комнату, медленно качая головой.
«Все эти книги, – думал он, – осадок интеллекта планеты, объедки верхоглядов, рукава от жилетки, компот из артефактов, – они не смогли спасти человечество от гибели».
Его башмаки заклацали по темным плиткам, устилающим пол. Он пошел налево, где начинались полки. Взгляд скользил по табличкам между стеллажами. «Астрономия», прочел он. Та-ак, книги о небесах. Прошел мимо. Небеса его не интересовали. Тяга к звездам умерла вместе с человечеством. «Физика», «Химия», «Инженерное дело». Миновав эти стеллажи, он вошел в главную читальню Научного зала.
Остановившись, Невилл поднял глаза на высокий потолок. Над головой тянулись два ряда мертвых светильников, а сам потолок членился на большие квадратные выемки, каждую из которых украшало что-то вроде индийской мозаики. Свет утреннего солнца просачивался сквозь грязные окна; в лучах роились пылинки.
Он взглянул на вереницу длинных деревянных столов, перед которыми в одну линию выстроились стулья. Кто-то очень аккуратно расставил их по местам.
«В день закрытия библиотеки, – подумал он, – какая-нибудь сотрудница, старая дева, обошла комнату, пододвинув каждый стул к соответствующему столу. Любовно, с прилежной аккуратностью, которой только и выделялась среди прочего персонала».
Он стал думать об этой призрачной даме. Умереть, так и не узнав неистовой радости и заботливой ласки, которую даруют объятия любимого. Погрузиться в это отвратительное забытье, а потом – в смерть и, возможно, вернуться к бессмысленным, омерзительным скитаниям по земле. Не изведав, что такое – любить и быть любимой.