Размер шрифта
-
+

Я Колбасника убил - стр. 6

Говорит:

– Хорошие вы пацаны, Олежек и Эдька. Люди что надо.

– Откуда вы знаете? – спрашиваю.

Просто я сам пока не знаю, хороший я или какой? Вот Эдька – хороший, понятное дело. А я какой? Дядя Сергей Иващенко меня только четыре раза видел, не считая концерта.

– Знаю и всё, – говорит.

– А как? – я не отстаю.

Мне просто интересно стало, правда.

– Вот вырастешь, поживёшь с моё и поймёшь. Чего я буду рассказывать.

– Расскажите лучше про «Тигров», – поддакивает Эдька.

«Тигры» – новые немецкие танки. Дядя Сергей Иващенко их под Ленинградом гранатами взрывал и сразу после этого к нам попал, в госпиталь.

Он хмурится:

– Рассказывал уже.

– А в атаку идти не страшно? – Эдька не отстает.

– Страшно, да не очень, непонятно отвечает дядя Сергей. – Назад куда страшней улепётывать. На задах-то – заградительный отряд. Есть тут у нас один, с фашистской пулей в спине – лежит, прохлаждается.

Предатель, мы сразу понимаем.

– Война кончится, я к своим поеду, на пепелище.

Дядя Сергей Иващенко вынимает из-за пазухи хлеб.

– Нате, ребятки. Жуйте на здоровье.

Горбушка моя любимая.

Мы делим её пополам и съедаем.

Как все

В субботу я чуть с Коробкой не подрался. Вернее, почти подрался. Возле умывальника стою – у нас умывальники такие длинные – на своём месте, главное, стою – а он вдруг берёт и толкается. Я у него спрашиваю:

– Коробка, ты что?

А он опять толкается.

Ну, я его тоже пихнул – легонько, в грудь. А он – меня. А я его тогда за лямку от штанов схватил и дёрнул – и она оторвалась. Коробка вдруг как заорёт:

– Фашист! Фашист!

Я обалдел. А Коробка заплакал. Тут, конечно, Зинаида Георгиевна прибежала, надавала нам подзатыльников и поставила в угол. Меня в один, Коробку – в другой. Он стоит в своём углу и шепчет:

– Фашист, фашист.

Чудной.

Им недавно похоронка пришла на отца. Он с тех пор такой, раньше-то обычный был, как все.

Живем!

После ужина за мной пришла мама. Не Гальга – мама! Я так соскучился, что чуть не умер.

– Соскучился? – мама спрашивает, и я киваю.

Мама обнимает меня крепко-крепко и нюхает в макушку. Она у меня почти лысая. Меня дядя Миша машинкой стрижёт, под бокс.

– Завтра пойдём в баню, – говорит мама. – Завтра женский день.

Мы идём по улице, солнце красное светит, телеги едут, воробьи летят. Мама улыбается и рассказывает, что Гальге, оказывается, достали угля.

– На целый месяц, представляешь! Живём?

– Живём!

Я взял маму за руку и крепко её держу. А другой – вынимаю из-за пазухи шоколадку.

– Это тебе, – говорю.

Мама смотрит на шоколадку и пугается.

– Ты что?

– Что?

– Ты зачем? – спрашивает.

– Мама, – говорю, – не волнуйся, это шоколадка от наших зарубежных друзей. Нам подарили на празднике. Ты такую никогда не пробовала, а нам почти каждый день теперь такие дарят. Ты ешь. Налетай!

Страница 6