Я изменю тебе с... или Большая игра - стр. 41

Ник обрывает поцелуй, чуть отстраняется, вглядываясь мне в лицо снова пристально, но больше не ища, не предлагая, не вопрошая. Уже обладая. Он ничего не говорит, просто обводит вокруг машины и, открыв дверцу, усаживает на пассажирское. Наклоняется, запустив пятерню в волосы и вынудив откинуть голову, целует снова. Теперь это уже не первая жадность.

Это поцелуй точка.

Та черта, за которой невозможен поворот назад или отступление.

Пристегнув меня, он садится на водительское, и мы едем домой. Не несемся сломя голову, как если бы боялись расплескать накрывшее возбуждение, развеять его, не успев. Это не то, что может пройти, исчезнуть. Это пламя не гаснет, подхваченное бьющим в лицо свежим отрезвляющим ветром. Оно пылает ровно и жарко и поднимается только еще выше каждый раз, когда Ник подносит к губам и целует мои пальцы, переплетенные с его на протяжении всего пути. Больше никаких касаний, ласк, слов. Все уже есть. То, что должно случиться – неотвратимая неизбежность, так что нет никакой разницы, с какой скоростью мы к нему приближаемся.

Перед домом я не выскакиваю из машины, а терпеливо жду, пока Ник обойдет и откроет дверцу, протягивая сразу обе руки. Дело не в джентльменском жесте, а в том, что я снова хочу сразу же нырнуть в плен его рук, в него.

Я хочу этого, а он мне дает. Угадывает ли мое желание или таково его собственное – не суть. Поцелуй – новое приветствие. Еще поцелуи – путешествие до двери, не торопливое, но ни единой секунды, потраченной впустую.

Я начинаю раздевать Ника первой. Открываю себе его кожу, оглаживая все более доступное мужское тело ладонями и скользя по чуть солоноватой коже губами. Вдыхаю, наполняя свои легкие и вены его уникальным ароматом. Гель для душа, горный вечерний воздух, нотка машинного масла и чистой испарины и немного мускуса, что становится все интенсивнее по мере моих касаний.

Ник меня не торопит. Не спешит брать для себя. Терпеливо позволяет мне обнажить его, насмотреться, натрогаться, изучая контуры сухих мускулов. Насладиться ощущением будоражащего соприкосновения моей кожи и жестковатой негустой поросли волос на его теле, когда я спускаюсь вниз и трусь о нее лицом. Он тихо стонет сквозь зубы, когда я переступаю последнюю черту. Стягиваю его боксеры, на которых уже отчетливо проступило пятно влаги. Его член вырывается из плена ткани, слегка черкнув мокрой головкой по моим губам, оставляя там лишь предвестие ожидающего меня вкуса. Шлепает упруго по поджарому вздрагивающему животу, и Ник вдыхает шумно и рвано, сталкивая наши взгляды. Не знаю, что он видит в моем, но в его – вся щедрая роскошь давней мужской жажды, в которой я купаюсь, оживая, вспоминая, каково это – быть настолько желанной.