Я исчезну во тьме. Дело об «Убийце из Золотого штата» - стр. 26
– Ты сидишь на… – Она осеклась.
– Клетчатке, – договорила я и снова уснула.
Впрочем, наши отношения всегда были сложными. Моя сестра Морин вспоминает, как вернулась домой, когда мне было года два, и застала маму вышагивающей туда-сюда по передней веранде. «Не знаю, то ли я не в своем уме, – призналась мама, борясь со слезами, – то ли Мишель». В то время маме было сорок лет. Она вынесла родителей-алкоголиков и смерть новорожденного сына. Растила без посторонней помощи шестерых детей. Уверена, не в своем уме была все-таки я. Всю жизнь она лишь с долей шутки звала меня «ведьмочкой».
Мы постоянно выводили друг друга из себя. Она упорствовала. Я бесилась. Она царапала записки на конвертах и подсовывала их под дверь моей комнаты. «Ты эгоистка, балбеска и грубиянка, – говорилось в одной из них, особенно запомнившейся мне, – но ты моя дочь, и, конечно, я очень люблю тебя». У нас был летний дом на озере Мичиган, и я помню, как однажды днем в детстве играла с волнами, а мама читала, сидя на пляжном стуле. Я вдруг сообразила: волны достаточно высоки, чтобы я могла оставаться под водой, а потом, когда поднимется следующая волна и скроет меня из виду, быстро высунуться из воды и глотнуть воздуха. Я подождала, пока мама выпрямится и посмотрит на воду. Пока она отложит книгу. Пока встанет. Пока подбежит к воде и наберет в легкие воздуха, чтобы закричать. И только после этого вынырнула как ни в чем не бывало.
Теперь я сожалею о том, что не была к ней добрее. Я часто подтрунивала над тем, что она не выносит некоторые сцены в фильмах или передачах. Она просто видеть не могла, как кто-нибудь устраивал вечеринку, а на нее никто не приходил. Избегала фильмов, где торговцам постоянно не везло. Эту особенность я когда-то считала странной и забавной, а теперь вижу в ней признак очень ранимой натуры. Ее отец когда-то был преуспевающим торговцем, а потом его дела пошли на спад. Она видела, как ее родители слишком долго боролись с алкоголизмом и упорно делали вид, что все хорошо. Теперь я вижу ее уязвимые места. Ее родители ценили успех в обществе и пренебрегали проявлениями живого, активного маминого ума. Ей казалось, что ей препятствуют во всем. Она порой бросала резкие и язвительные замечания, но я, повзрослев, поняла, что они были отражением ее собственной подорванной самооценки.
То, чего нам недостает в жизни, либо топит нас, либо помогает выплыть, и мама не скупилась для меня на похвалы, которых не хватало ей самой. Помню, как в старших классах она отговорила меня участвовать в отборе в школьную команду поддержки. «Разве ты не хочешь, чтобы поддерживали тебя?» – спросила она. Мама бурно радовалась любым моим успехам – в учебе или литературным. Когда я оканчивала школу, мне случайно попалось письмо, которое мама начала писать несколько лет назад сестре моего отца тете Мэрилин, преподавателю богословия и выдающемуся археологу. Мама просила совета, как лучше поддержать меня на поприще начинающего литератора. «Как бы мне сделать так, чтобы она не стала писать одни только поздравительные открытки?» – спрашивала она. В дальнейшем я часто размышляла над этим вопросом, особенно в те нередкие периоды, когда была бы в восторге, если бы мне платили за составление текстов для открыток компании «Холлмарк».