Я исчезну во тьме. Дело об «Убийце из Золотого штата» - стр. 22
Никакой душевной теплоты в нем не чувствуется. Зато есть нечто знакомое. Внешне он очень напоминает членов семьи, которая жила в этом доме во времена моего детства; некоторые из детей в ней были моими ровесниками, так что я их знала. Должно быть, это старший из братьев, соображаю я, который либо выкупил дом, либо унаследовал его от своих родителей.
Он смотрит на Терри и ничем не показывает, что узнал его. Я вижу, что Терри это не смущает, и меня охватывает неловкость. Материнский инстинкт велит мне протянуть ему руку помощи, отвлечь внимание, утихомирить. Но я же вижу, что Терри хочет отметиться в памяти этого человека. Ведь они как-никак давние соседи.
– Да я же был с пацанами, которые нашли тот труп! – кричит Терри.
Мужчина пристально смотрит на Терри, стоя рядом со своей машиной. И молчит. Это подчеркнуто враждебное бездействие. Я отвожу взгляд и устремляю его на крошечную статую Девы Марии у северо-восточного угла газона перед домом.
Двадцать девятое июня 2013 года, субботний день, непривычно холодный и ветреный для летнего Чикаго. В небе, на расстоянии квартала к западу, виден шпиль католической церкви Святого Эдмунда, давней церкви моей семьи, в школу при которой я ходила с первого по третий класс.
Мужчина снова принимается чинить свою машину. Терри сворачивает вправо. И замечает меня на тротуаре, на расстоянии тридцати метров. Наши взгляды встречаются, я оживляюсь и энергично машу ему, компенсируя только что случившееся. Терри учился классом старше меня в школе при церкви Святого Эдмунда. Помню, последний раз я виделась с ним тридцать пять лет назад. Я мало что о нем знаю, если не считать недавно обнаруженных материалов о той же августовской ночи 1984 года, которая изменила жизнь для нас обоих.
– Мишель! – вопит он, направляясь ко мне. – Ну, как там Голливуд?
Мы неловко обнимаемся. Его манера поведения мигом переносит меня обратно, в Ок-Парк моего детства: резкий чикагский акцент с носовыми гласными, то, как он позже объявляет, что ему пора «линять». У него вихор на лбу, розовые обветренные щеки и полное отсутствие притворства. Что у него на уме, то и на языке: мысли не пропущены ни через какой фильтр расчета. Он сразу переходит к делу.
– Так вот, насчет того, что здесь случилось, – говорит он и увлекает меня обратно к тому дому.
Я колеблюсь. Может, опасаюсь реакции и без того недовольного владельца. А может, мне кажется, что чем ближе мы подойдем к нему, тем с большей вероятностью перенесемся в душную летнюю ночь, когда мы еще катались на великах, но уже впервые попробовали пиво.