Я иду - стр. 42
Рванув по лужам вдоль высокого сетчатого забора, за каким находилась спортивная площадка, сплошь заросшая болезненными кустарниками и высокой травой, я обернулся и увидел мчащегося вслед за мной Майка в исполосованной куртке и нескольких Теней, сидящих у него на хвосте. Не медля ни секунды, я быстро прицелился в наиболее быструю из них, но выстрелить не получилось – компаньон на бегу рванул за шкирку и, задышливо, плюясь сухими слюнями, обреченно проговорил:
– Береги дротики… этим Теней не убить…
Пропустив мимо ушей его предупреждение, я все-таки вырвался из крепких ручищ, спустил курок в заостренную безглазую дымящуюся морду Тени и буквально оторопел от ужаса: на моих глазах метко выпущенный дротик просто взял и увяз в темной коже.
– Скорее же!!.. – силком дернув на себя, истерично прокричал на ухо Майк, хоть как-то пытаясь привести меня в чувства. – Скорее же, Сид… Ты чего?!..
Но я уже не слышал его…
Ночью стоял свирепый мороз. Вьюга жужжала меж: здоровенных трещин в потолке, норовила протиснуться сквозь затыканные бумагой и тряпками дырки в стенах и всеми силами пыталась забраться в единственное пригодное для ночлега жилище десятиэтажного дома, чтобы навсегда затушить и без того совсем уже чахлый костерчик, старательно разводимый целый час. Для него не щадил ни драгоценной мебели, ни бумаги, ни паркета, ни всего того, что могло гореть, – все приносилось в жертву в надежде на скудный обогрев и спасение от страшной смерти.
Я плотнее завернулся в пуховую зимнюю куртку, накинул еще одну, но женскую и на порядок меньшую по размеру, по-прежнему не чувствуя конечностей, и подкинул в ослабевший огонь две толстые паркетные щепки, с острым ожиданием чуда наблюдая за тем, как тянутся к ним тоненькие тускло-рыжие язычки.
– Ну же, – взмолился я. Огонек будто бы присматривался к новой пище, нехотя облизывал холодные деревяшки, оттягивал удовольствие. – Не гасни. Пожалуйста…
Но уже через мгновение некогда крохотный костерок вдруг зверем набрасывался на щепки, успевшие немного подтаять, и вмиг крепчал, бросая в лицо драгоценное тепло. Порадовавшись вновь ожившему пламени, я отпил из горла немецкого вишневого ликера, впуская внутрь согревающую реку, и сильнее укутался в зимние вещи, непроизвольно поглядывая на покрытые инеем стены с ползущими вдоль тенями от дыма. В самой же квартире, какую по непонятной причине обошли стороной мародеры, уже мало что осталось – все сжег. Ни столов, ни стульев, ни табуреток, ни шкафов, ни полок-ничего этого уже не было, только остатки, ждущие своей очереди на растопку. Даже шкаф, где нашел теплую одежду, манеж: с распашонками в детской и столик на кухне с кипой пожелтевших газет не стали исключением. На пользу дела шло все подряд, никаких личных счетов. Лишь бы выжить, не замерзнуть в этом ледяном гробу…