Я чувствую тебя на расстоянии. Вибрационная связь/Близнецовые пламена - стр. 7
Сколько помню маму, она всегда была в депрессивном и агрессивном состоянии. Доминировала в семье она. Семейный тиран. Била меня и брата при каждом удобном случае. Нам могло достаться только потому, что она утром проснулась в плохом настроении. Скандалы в семье не прекращались. Бедный отец. Он никогда не повышал на неё голос. Он улыбался и всё это молча сносил. Как мне кажется, папка погуливал, да и немудрено. В результате отец начал пить, брат в лихие 90-е подсел на наркотики, а я рано свалила из дома.
Из-за вечной борьбы матери с миром, который не хотел выстраиваться по стойке смирно и выполнять её команды, мы с братом были предоставлены самим себе. Всё наше воспитание заключалась в порке и оскорблениях. Остепенилась мать только тогда, когда в 25 лет умер брат. Отец не вынес смерти сына и начал прикладываться к бутылочке всё чаще и чаще.
Как я жалею, что мало времени проводила с отцом! Материнский сущ отдалил всех нас друг от друга. Мы крайне редко общались. Каждый был закрыт в своём мире и спасался, кто как мог.
Сейчас мне мать жалко. Съели, заразили. Протащили по этому миру через физический ад и внушили ложные ценности. «Жизнь – это борьба через страдания», – часто говорила она. Она тоже желала любить, но только как это делать, не знала. Сущ, сидящий внутри, постоянно просил жертву.
В детстве я не вписывалась в общую картину советских детей, а поэтому любовью воспитателей и педагогов не пользовалась. Вспоминаю детский сад. Большинство взрослых тётенек считали меня психически больным ребёнком. Всё просто. Начинается организованный процесс детской игры. Все дети садятся в импровизированный кораблик и начинают куда-то плыть, а я не хочу садиться в кораблик. Не реву, не скандалю. Даже если воспитатель силой запихнёт меня в этот корабль, всё равно молча из него выйду. Я сейчас петь хочу.
Можно меня бить, орать, обратно пинками загонять в кораблик. Всё равно из него выйду. Не понимаю, почему я должна делать то, что делают другие? Не хочу. Молча выхожу из кораблика и провожаю всех отплывающих радостным пением. В общем-то, вот это и есть я.
Начала я не говорить, а петь, и пела постоянно. Представьте ребёнка, который всё время поёт? С ним говорят, а он поёт. Сейчас я представляю, как выносила мозг советским воспитателям.
Такая же история была в школе. Я не от мира сего. Не понимаю, почему дети придумывают прозвища, обзываются и пытаются сделать другому больно. Не понимаю. Разве так можно? Кто им дал право? Если я и агрессировала, то это была защита. Била я редко, но метко. Один раз, но больно. Если дралась, то насмерть. Если оскорбляла, то для того чтобы откинуть обидчика на дальнее расстояние от себя.