Я, бабушка, Илико и Илларион - стр. 113
– Здрасти, русо! – Бежана приложил к голове растопыренную пятерню, повернулся и, напевая песенку, последовал за Аквиринэ.
Всю ночь я с тетей и Хатией не сомкнули глаз. Больной беспокойно ворочался, метался, бредил. В полночь он вдруг присел в постели, вперил в нас отсутствующий взгляд лунатика, потом посмотрел на дверь и позвал:
– Сестра!
– Что тебе, милый? – спросила тетя по-русски.
– Сестра, жалко тебе глотка мышьяка? – простонал больной.
Тетя дала ему отпить вина. Больной затих.
Под утро я натер его. Тетя прилегла на кушетке и заснула. Я и Хатия продолжали бодрствовать.
– Сосойя, что с ним будет? – спросила Хатия.
– Ничего не будет. Сказала ведь бабушка Аквиринэ, что он спасен.
– А вдруг она ошиблась?
– Ничего не ошиблась! Он же фронтовик! Видишь, какая у него рана? Если он от такой раны не умер, от болезни и подавно не умрет!
– А где у него рана?
Я откинул одеяло на груди больного, взял руку Хатии и дал ей пощупать рану.
– Ух ты!.. А если б попало влево, убило бы его, правда?
– Конечно!
Хатия нежно провела обеими руками по лицу, по плечам больного.
– Он красивый?
– Не знаю. Наверно, красивый. Зарос он, как поп, разве поймешь?
– А худой какой!
– Димка! – выкрикнул вдруг больной. – Слышишь меня, Димка?!
Я и Хатия обратились в слух.
– Тебе говорю, Димка! Слышишь?
– Слышу! – ответил я тихо.
– Смотри, Димка, сейчас все спят… Утром сюда придут немцы… Вывезти всех не успеют… Мы с тобой – ходячие… Или ты хочешь сгнить в постели?.. Надо бежать!..
– Ты о чем?
– Да, да, бежать!!! Эвакуация мне не по душе… Пусть сам врач эвакуируется, если он боится… Ты чего молчишь? Сейчас все спят и никто не дежурит… Гляди!..
Больной привстал.
– Погоди, – обнял я его, – дождемся утра!
– Нет, я уйду! – он оттолкнул меня и встал.
– Куда ты? Постой!
Я постарался удержать больного, но, поняв, что это мне не под силу, крикнул:
– Хатия, помоги!
Хатия ощупью подошла к нам и сзади схватила больного за плечи.
– Пустите! – взревел он и рванулся так, что мы все втроем оказались на полу. Перепуганная тетя бросилась к нам.
– Пустите меня! У-у-у… – Вопя и ругаясь, больной катался на полу, мы наседали на него и никак не могли справиться с этим обескровленным, ослабшим от голода и жара человеком, которому страх придал удивительную силу. После получасовой возни он обмяк и заплакал:
– Отпусти меня, сестра, сделай доброе дело, отпусти…
Наконец он, видно, примирился с судьбой, опустил руки, всхлипнул и уже спокойно дал нам уложить себя в постель. Спустя минуту он заснул…
Я улегся на полу у камина, тетя и Хатия – вместе, на кровати. После долгого молчания я тихо позвал: