Взвод - стр. 32
У Ивана мороз продрал по коже от ее скупого рассказа.
– Ты разглядела их? Как выглядят, чем вооружены…
– Я плохо соображала в те минуты. Было страшно… Очень страшно… А выглядят они как люди, примерно одного с нами роста, похожего телосложения, но все в защитных костюмах черного цвета. Ни лиц, ни деталей анатомии разглядеть невозможно. Я едва ли что-то соображала, когда нас повели к кораблю. Он стоял на строевом плацу – такая огромная, чуть загнутая к торцам слоистая конструкция, словно исполинский фрагмент древесного ствола, скрученный со страшной силой.
– Как тебе удалось бежать? – спросил Иван, с трудом представляя себе тот ад, который, по описанию Насти, творился в городе и на территории части.
– Кто-то напал на Чужих, – ответила она. – Я слышала автоматные очереди, потом несколько разрывов, и их корабль вдруг без предупреждения начал взлетать, совершенно беззвучно, а мы, десятка два человек, просто бросились кто куда. Как бежала, не помню… – созналась Настя. – Пришла в себя уже тут, в лесу. Неделю пряталась, боялась выйти даже на опушку. Там я и встретила Джона… – Ее руки по-прежнему дрожали, и Иван инстинктивно накрыл ее ладонь своей, ощущая лишь холод и дрожь…
Некоторое время они молчали, не глядя друг на друга, переживая в эти секунды свои сокровенные чувства: она – тяжелые воспоминания о событиях трехмесячной давности, а он – глубокое, граничащее с шоком потрясение.
– Ты так и не вспомнил меня? – внезапно спросила она.
– Нет, – честно ответил Иван и тут же добавил: – В медицинские лаборатории нас гоняли реже, чем на полигоны…
Настя понимающе кивнула. Конечно, он не мог запомнить всех младших научных сотрудников.
– Это я вводила микромашины тем, кто проходил подготовку по проекту «Дальнее Внеземелье», – предприняла она последнюю попытку стимулировать его память.
– Нет, не помню… Но я рад, что ты из дивизии.
– Почему?
– Я могу тебе верить.
– А Джону не поверил?
– Нет, – честно признал Иван.
– Потому что Херберт американец?
Лозин кивнул.
– Придется тебе привыкать, Иван, – вздохнула Настя, не отнимая руки, словно его тепло впитывалось ее организмом, и от этого медленно разглаживались напряженные черты лица, она успокаивалась, будто худой, изможденный лейтенант одним фактом своего существования вдруг встал между нею и тем ужасом воспоминаний, который не давал покоя ни днем ни ночью.
– Нет больше русских, американцев, англичан, французов… – неожиданно добавила она тихим дрожащим голосом. – Остались люди. Очень мало людей, тех, кто по каким-то причинам сумел избежать насильственной депортации.